web-сайт
            Сергея Жилина
                                                      г. Ижевск
  
  Авторская песня...
  Проекты
  Поэзия
  Архив...

Рыбка плавает по дну…

     Издревле удмурты жили близко к природе — у реки да у леса. Тут уж, известное дело, трудно не стать охотником или рыбаком. Мир природы все язычники населили добрыми и злыми силами, то оберегающими человека, то нападающими на него. Ну, а возвращаясь в деревню с удачей или без оной, тот же рыбак пытался в меру своего разумения объяснить ситуацию. Вот, сидя на завалинке или крылечке, под трубку-душегрейку да стакан кумышки и рассказывали страшные и загадочные истории. Односельчане же при этом, завистливо рассматривая улов, поддакивали: «Так, так! Где ж это видано, столько рыбы добыть да чтоб без помощи нечистой силы. Небось, хорошую жертву вумурт принес, вот он и загонял в сеть щук да лещей, окуней да сорогу».

Культ воды

     Все исследователи народной жизни удмуртов отмечали особое почтительное отношение к воде. Да и как иначе, коль здесь обычно и начинается другой, непонятный, а то и враждебный человеку мир. Еще в двадцатом веке многие прикамские удмурты были убеждены, что землю держит на своих рогах огромный черный подземный бык, который, в свою очередь, стоит на спине огромной рыбы, живущей в подземном море. Соответственно, наблюдалось особое отношение к обитателям рек и озер. Известный ученый-этнограф В.Е. Владыкин отметил, что, например, хариуса и форель в Удмуртии почитали как священную рыбу. Между прочим, изредка их до сих пор кое-где можно выловить в наших реках. Но и попроще рыбка пользовалась неменьшим почетом: «Окунь в высушенном виде хранился в святилищах-куа, сохранились следы почитания щуки…» Да и сами названия некоторых воршудно-родовых групп носят названия рыб: Чуйя — щука, Уля — пескарь.
     Что ж тут удивительного, когда, бывало, и удмуртские божества при надобности превращались в рыбу.

Грустный бог

     Служил в девятнадцатом веке инспектором народных училищ Глазовского уезда Н.Г. Первухин. Кроме службы своей, он серьезно увлекался местной, вятской историей, вел археологические раскопки на Чепце и Каме, записывал легенды и предания, печатал свои труды. За свои заслуги он даже был выбран членом-корреспондентом Московского археологического общества. И услышал он однажды одну грустную легенду.
     В давние времена жил на земле помощник великого Инмара по имени Кылдысин. Много полезного переняли от него землепашцы. Да вот только постепенно многое изменилось в мире — обман да лесть, хитрость да жадность стали править на земле. Никто уже не хотел его слушать. Опечалился Кылдысин и покинул людей, дав слово никогда к ним не возвращаться с небес.
     Все-таки спохватились удмурты — при Кылдысине, по заверениям стариков, и хлеба богаче были, и охота удачнее. Вот и стали они молить забытое, обиженное божество вернуться на землю. Долго молились, много жертв принесли. Наконец, Кылдысин смилостивился, спросил у людей, что им надо. Стали просить его удмурты вернуться на землю и вновь жить среди людей, как было при их предках. Долго отказывался Кылдысин, никак не мог он нарушить свой обет.
     И опять стали умолять его люди, чтобы хоть на короткое время появился он на земле, думая при этом, что уж хоть силой да заставят его задержаться подоле. Опять отказался Кылдысин, говоря, что стал за это время слишком страшен и от одного его вида запросто можно умереть со страха.
     Снова стали люди просить Кылдысина появиться, ну, хоть в виде белки или рябчика, думая при этом, что для них, прирожденных охотников, это будет легкая добыча. Глядь, и впрямь на вершине березы, у которой происходило моление, появилась красивая белка.
     Вскинули охотники мгновенно свои луки, полетели легкие меткие стрелы, так белка и покатилась кубарем по березовым ветвям на землю. Но под дерево упала только беличья шкурка, зато через поле в лес полетел рябчик.
     Снова поднялись луки, и мертвый рябчик был сбит. Упал он на землю и тут же вспорхнул тетеревом. Замахала птица крыльями и полетела подале от людей за реку. И снова тенькнули тугие тетивы, со свистом рассекая воздух, помчались стрелы в желанную добычу. Упал тетерев в волны и превратился в рыбу-окуня, уплыл на глубину.
     Где же теперь Кылдысин? Одни говорят, что снова укрылся он на небе, другие утверждают, что глубоко под землей. Так и не вернули люди себе былое счастье. Не так-то просто рыбку добыть…
     А ведь, не скажите, на землях здешних всегда немало рыбы добывали, особливо в прежние годы. В самой столице бояре да цари не гнушались вкушать камскую стерлядь, вот и слали в село Сарапул гонца с приказом, предписывающим «заготовление и в прорезных стругах отправление живых стерлядей пять тысяч штук, сазанов двухсот рыб…» Тока хитры наши рыбари — еще москвичей потачить не хватало! За копейки-то?! Собрались всем миром да и сговорились дать управителю на лапу, дабы донес он, будто… к улову стерлядей угодных ловель и ловцов не имееца». И это в середине восемнадцатого века, а ведь и ныне нет-нет да и зацепится стерлядка на резинку.
     Да Бог с ней, с царской рыбой стерлядью, называвшейся в тюркских языках сара-пул. Народ попроще и рыбку попроще ел. Дешево и сердито! Чем плоха чехонь в пирогах, жареный на постном масле лещ, вяленая плотва-сорога или уха из ершей! Хватало этого изобилия и в соседние уезды продавать, и самим оставалось. «Военно-стратегическое обозрение Российской империи» зафиксировало в середине девятнадцатого века местные цены: «На базарах фунт ерша стоит 2 копейки серебром, фунт леща — 7». Щука на базаре обходилась покупателю всего в 4,5 копейки за фунт, стерлядочка шла по три гривенника. Только вот ведь беда, цены и тогда уже потихоньку росли — по нашей губернской статистике фунт леща к 1913 году, то бишь, за 63 года вырос в цене аж на целую копейку.

«На реке-ль, на озере…»

     Впрочем, что же это мы все о материальном — о фунтах да копейках. Рыбалка — это ж песня, азарт, страсть, кураж, праздник, бывает, досада и даже испуг. И, если помните, другой мир, вольный, таинственный и даже опасный. И еще поэтический, потому и рождаются у воды чудесные и страшные истории, которые так сладко рассказывать соседям и знакомым, сидя где-нибудь на крылечке под трубку и стакан. А собиратели фольклора, да хоть тот же Г.Е. Верещагин, глядишь, подслушают, и пойдет эта история гулять по белу свету, обрастая домыслами.

Ночкой темною…

     Раньше снасти были простыми, грубыми, зато верными. Нынче многие из них уже запрещены, ну, а лет сто назад никому до этого дела не было. Вот и отправились в лунную ночь два рыбака на Чепцу-реку, по-местному Чупчи, острожить рыбу. Дело к осени, небо вызвездило, Млечный путь в воде отражается. Плывут себе рыбари, как по молочной реке, а в лунном свете берега и вправду кисельными кажутся. Один из них осторожно веслами шевелит, чтоб будущую добычу не спугнуть, другой на носу лодки с фонарем сидит, острогу в руке сжимает, в воду всматривается. Тихо-тихо лодка вдоль берега крадется. Глубина небольшая, дно видно, да вот приличной рыбы нет. Ан есть, взмахнул рукой с острогой рыбак, да вовремя его товарищ удержал, нельзя, дескать, бить ту рыбину, что к берегу головой лежит — не к добру, мол.
     Снова плывут добытчики, да добычи по-прежнему не видно. Пришлось возвращаться, не солоно хлебавши. А рыба та огромная все так же на старом месте лежит, голову к берегу направила. Эх, досадно без улова домой возвращаться, не сдержался рыбак, ударил острогой. Что тут началось, вода из-под лодки фонтаном ударила, острога за бортом осталась, закачалась осиновая долбенка на волнах, вот-вот перевернется. Перепугались рыбаки, только и спасло их то, что возле самого берега плыли. Взмах-другой веслами, и лодочным носом в песок ткнулись. Кое-как выдернули лодку из воды и — деру. И совсем быть бы беде, только догадался один из них, остановился на секунду и прикрыл зипунишком своим ближний пень.
     Отбежали неудачники сколько-то от реки, остановились отдышаться. А вода в Чепце снова заволновалась, вышел из нее страшный седой старик с зеленой бородой из водорослей, глянул свирепо на пень, покрытый человеческой одеждой, да и метнул в него острогу. Кинулись перепуганные рыбаки бегом к дому. И долго еще в деревне обсуждали этот случай. Всем и так ясно было, что не иначе как на вумурта в образе огромной рыбы учинили их земляки охоту. Наивные, попробуй-ка убей вумурта, а вот он или семейство его и дома рыбака перепугать до смерти может.

Гребешок — шок, шок…

     Пообещает с испугу рыбак нерожденное еще дите отдать вумурту, а через несколько лет нагрянет в гости водяной старец и скрюченным пальцем погрозит: «Должок!» Так все случилось и в удмуртской сказке «Сын рыбака». Повезло в ней героям, и от хозяина вод смогли убежать, и судьбу свою счастливую нашли.
     Не раз, не два слышал я рассказы о том, как на берегу встречали рыбаки жену водяного — вумурт кышно, расчесывающую гребнем своим длинные волосы. Говорят, встречи эти, ох, не к добру. А тут и встречи-то никакой не было. Нашел рыболов у реки огромный гребень дивной красоты. Не подумав плохого, прихватил его и направился домой. Любуется семья на гребень, красив, дескать. Тут кому-то в голову пришла мысль, а не жене ли вумурта он принадлежит. Мужику же и горя мало, эва, подумаешь! Легли спать, да только в полночь проснулась семья в страхе. Раздался за окном голос: «Отдай мой гребень, а то всю твою избу в реку утяну!» Мужику же по-прежнему горя мало, да вот семья плачется, отдай ты ей, дескать, этот гребень. «Ладно, — пробурчал рыбак, — завтра на прежнее место его положу». Поверила вумурт кышно, отступилась. Мужик и впрямь на следующий день принес гребень на берег реки и отправился домой. Оглянулся он и видит, как огромная женщина с длинными волосами выскочила из воды, схватила свой гребень и обратно в реку кинулась.

Доброе слово…

     Известное дело, нечистая сила имени Божьего боится. Один из рыбаков не один раз сам себе этак вредил. Поставит сеть, вумурту кусочек хлеба с маслом подарит, жене его монетку на украшение кинет. Что ж, водяному хозяину для хорошего человека отчего тоже не расстараться?! Вот он и загоняет рыбу прямо в сеть. Начинает рыбак снасть проверять, эх, хорош улов, молвит он от радости: «Ну, спаси тя Бог!» Ох, осерчает вумурт, в одну секунду сеть разорвана, а рыбка плавает по дну… И ее, как известно, трудно уже поймать.
     А то можно силу нечистую матом испугать. Кто-то из них и вправду его побаивается, а кто-то, наоборот, от ругательств добреет — видимо, уж на кого нарвешься. Про высоких лесных людей мне и ныне в деревнях приходится слышать, а прежде уж они и вовсе диковинкой не были.
     Плывут себе рыбаки вниз по течению, местечко получше выбирают. Тишь да гладь да Божья благодать на реке, самая погода для рыбалки. Проплывают они мимо устья небольшой реки шириной сажени этак в три, то есть более шести метров. Тут-то их и проняло от страху, стоит в самом устье огромный человек, одна нога на левом бережке, вторая — на правом. И лодку прямо к этому устью несет. Что бы с ними было, кто его знает, да опомнился один из рыбаков, спохватился, поднял весло да как закричит на великана: «Это кто тут еще стоит такой?! Как вдарю веслом промеж ног по… — сразу ноги протянешь!» В выражениях, понятное дело, мужичок не стеснялся. Захохотал громила довольно, развернулся и прочь отправился, гогоча и похабные слова рыбака повторяя. Вот только рыбалки не получилось у них, ветер сильнейший поднялся, волны белые вспенились. А ведь вроде бы только что тишь да гладь да Божья благодать на реке была.
     Так и живем, отправляясь на рыбалку, пытаемся соединить несовместимое — поминаем и Бога, и водяного хозяина. И чудится мне, что вон тот старик-удмурт, что склонился над удочками на противоположном берегу Чепцы, бормочет старое заклинание на улов рыбы, которым пользовались еще его прапрадеды: «Матушка Чупчи, не гневайся! Я пришел ловить рыбу! Вот, водяной, я тебе кидаю горбушку хлеба: большую-пребольшую рыбу дай!..» А рыбка все плавает по дну… Да только все равно хорошо, рыбалка — это же песня…

Сайты друзей:

Сайт Льва Роднова

Усадьба художников Сведомских (Славянский Двор)
на главную
гостевая книга
zhilin-izhevsk@narod.ru
Hosted by uCoz