Слушай, рабочий!..

Первые послереволюционные годы в России оказались столь насыщенными самыми различными событиями, что до сих пор не укладываются в стройную логическую систему. Это как в детском игрушечном калейдоскопе: чуть пошевелил пальцами или моргнул глазом — а там уже иная картина. Гражданская та война даже современному ученому-историку не дает возможности оставаться беспристрастным, втягивает в свой водоворот. А уж для обычного человека то чудовищно спрессованное время зачастую оборачивается сжатой до предела пружиной: прозеваешь момент — прилетит в лоб, да так, что мало не покажется!

Именно поэтому сегодня мы обращаемся к теме Ижевско-Воткинского антибольшевистского восстания. Девяносто лет прошло, а споры о событиях того времени не утихают. Три месяца наши предки противостояли красным войскам, а затем влились в армию Колчака, образовав две, по свидетельствам современников, пожалуй, самые боеспособные дивизии — Ижевскую и Воткинскую. О людях великой и страшной эпохи, о героях и палачах, о подвигах и предательстве мы и будем вести разговор в нашей новой рубрике.

Личное восприятие

Выросшие на фильмах и книгах про хороших — наших красных и плохих — их беляках, мы еще в детстве интуитивно чувствовали в этой примитивной оценке эпохи гражданской войны некую идеологическую ущербность. Смущал поручик Брусенцов, которого так трагически сыграл Владимир Высоцкий в фильме “Служили два товарища” — не одна зрительская душа сочувствовала герою в финале. Сжимало сердце от неведомого доселе отчаянья, когда Владимир Ивашов в тех же“Неуловимых...” пел про русское поле — беляк, а как Россию чувствует!

Генерал Хлудов из фильма “Бег” по Булгакову поражал масштабностью личности, хотя его прототипа генерала Слащова официальная история иначе как вешателем не называла.

Как-то милее были эти герои, нежели сусально-положительные Чапаев, Щорс и иже с ними. О ниспровержении, конечно, и мысли не возникало, пока всё это трудно, но уживалось в наших сердцах. Да и какое ниспровержение может быть вообще, коль все они — наша общая история! Вот только мифов в ней хоть отбавляй. Со временем стало ясно: какого красного героя не поскреби, обнаружится пена морская, приправленная позднее политически выдержанным соусом. Тут уж кому как “свезло”: один попал в красные герои, другой — в бандиты.

Но то трагическое время позднее дало и еще одну мифологию, выросшую на глухих семейных преданиях, на умолчаниях о родственниках, оказавшихся не на “той” стороне и сгинувших неизвестно где. Старшие держались как на допросе, памятуя о недобрых временах и всячески оберегая младшее поколение от знания своей родословной, своих предков, уничтожив опасные семейные фотографии еще в 1930-х годах.

Казалось бы, ну, чего тут крамольного?! Мы же рабоче-крестьянской крови. Ан не всё так просто, особенно в нашем Прикамье, где рабочие Ижевского и Воткинского заводов, а также крестьяне окрестных деревень явно не приняли идей новой большевистской власти. Неприятие вылилось в крупнейшее восстание в августе 1918 года. Заполыхала вооруженной борьбой огромная территория, включающая весь юг Вятской и немалые части Пермской, Уфимской и Казанской губерний.

Собственно, всеобщее недовольство большевиками враз вспыхнуло точками множества восстаний, слившихся в единое целое. Детонатором и центром этой антибольшевистской борьбы в Прикамье оказался Ижевск.

Военного времени...

За что же так невзлюбили прикамские рабочие и крестьяне рабоче-крестьянскую власть? Бывший командующий Ижевской, а затем Прикамской народной армией полковник Д. И. Федичкин очень емко охарактеризовал восставших: “Ижевские рабочие почти все люди семейные, имеют собственные дома, имущество, сады, огороды, покосы, домашний скот и птицу. Они прочно живут на своих местах в Ижевске и крепко держатся за постоянную и хорошо оплачиваемую государственной казной работу”.

Что-то мало напоминали ижевцы и воткинцы пролетариат, которому нечего терять кроме своих целей!

Естественно, здесь невзлюбили выбившихся в начальники каторжников откровенно уголовного пошиба вроде Шумайлова в Ижевске или Баклушина в Воткинске. Реквизиции, конфискации, национализации также отталкивали от большевиков. Чувства собственного достоинства добавляло и немалое количество фронтовиков, вернувшихся домой. Среди них были сотни офицеров, причем не обязательно “белой кости, голубой крови”, а военного времени, то есть получивших офицерские звания на фронте или окончивших краткосрочные курсы.

Да вот вам типичный офицер того времени, фамилия которого греет мне душу. В штабных документах Ижевской народной армии, хранящихся в Центральном государственном архиве УР, сохранились сведения из послужного списка прапорщика Жилина: закончил он Первую Ораниенбаумскую школу прапорщиков, три с половиной года провел на фронте в артиллерии, основная его специальность — механик, в народной армии возглавлял службу связи. А жил Яков Семенович Жилин аккурат напротив Михайловского собора, в документах и адрес указан: Гора, улица Старая, 211. Ныне на этом месте стоит проходная мотозавода. Фамилия Жилина, уже поручика, встречается в воспоминаниях участников последних боев на Дальнем Востоке — в Ижевско-Воткинской бригаде он командует Воткинской батареей, участвует в Хабаровском походе. Бог весть, где сгинул этот мой то ли дальний родственник, то ли однофамилец.

Мудрено ли, что тысячи ижевских и воткинских фронтовиков подобных ему выступили против большевиков! И не одни внешние события вроде взятия Казани каппелевцами и чехословаками, а следственно, ослабление позиций власти в Прикамье стало тому причиной — накипело, как говорится!

Крестьянский ответ

У крестьян были свои причины ненавидеть “народную” власть. Большевистский Декрет о земле, в основе которого, кстати, эссеровский лозунг “Земля — крестьянам!”, обернулся продотрядами и массовым террором в деревне. Отбирали не излишки, а подчистую. И здесь, где всё на виду, заправилами новой власти оказались самые ленивые и пьющие — за спинами деревенских париев и отщепенцев замаячили штыки. Вот и стал деревенским миром заправлять, как в Костоватах, “Федька-вор, пьяница и разбойник”.

Терпели до поры, до времени. В Среднем Постоле продотряд начал грабить, так мужики с топорами, вилами, ломами окружили дом, где грабители на ночлег расположились, и полностью их разгромили. Нескольких убили, а остальные в одном белье бегством спаслись.

В село Норья в 1918 году прибыл интернациональный продовольственный отряд. Да какое дело латышам, мадьярам и прочим до местного крестьянства: главное — хлеб изъять! Два пулемета в окна школы выставили, чтобы население посговорчивее было. Пошумел народ возле школы, да кому же охота грудью на пулеметы идти. “Да что с ними разговаривать, с мужичьем, поедем отбирать, и всё!” — приказал начальник отряда.

Пока продотрядовцы грабили окрестные деревни, другая часть отряда, охранявшая имущество, изволила песни петь да в городки играть. Вот воспоминания очевидца: “За школой в логу продотрядниками был поставлен треножник, на нем сковорода. Уток, гусей и кур они ловили, резали, жарили и ели, нисколько не стесняясь того, что они крестьянские. Всё это страшно накаляло атмосферу, отношение крестьянства к приехавшему отряду было глубоко враждебное, чувствовалось что-то такое в воздухе, как перед началом грозы в летнюю пору. Как и где произойдет взрыв, конечно, никто не знал”.

Ситуаций подобных по всей России, по всему Прикамью было множество. Что же тут удивительного, что прикамское крестьянство почти поголовно поддержало восставшие Ижевск и Воткинск! Встрепенулись, ожили Костоваты, избавившись от “Федьки-вора”, в Галево зверя-комиссара Медведева убили, сообща отбили атаку красного парохода, а когда он вернулся с подмогой — воткинцы пособили.

А возле штаба восстания в Воткинске всё собирается и собирается народ: крестьяне дрёминские, демидовские, гавриловские, черепановские, луговские, камские, осиновские, галёвские — со всех окрестных деревень. То и дело слышится: “Мобилизовываться... за оружием!..” Были крестьянские роты и в Ижевской народной армии.

Почти все участники тех событий в своих воспоминаниях писали о тысячах крестьян, присоединившихся к восставшим. Газета “Ижевский защитник” в октябре 1918 года сообщала: “Теперь все крестьяне Малмыжского уезда поднимаются против большевиков и просят их вооружить для партизанской борьбы с ними... Движение перекинулось в Глазовский уезд, где святогорские фронтовики уже начинают действовать против отряда красноармейцев, высланного из Глазова. Движение народа против большевиков разрастается”. Кстати, будущий командир Ижевской дивизии в армии Колчака пока еще капитан В. М. Молчанов возглавил крестьянское восстание в Алнашской волости. Впрочем, сам будущий генерал в своих воспоминаниях честно пишет лишь об одном бое Алнашской дружины, так и не соединившейся с восставшими ижевцами. Полководческий его талант расцвел уже в армии Колчака.

Ради Родины

Три месяца в полной изоляции от других антибольшевистских сил держались против Красной Армии восставшие Ижевск и Воткинск. Местный Прикомуч Самарского Комуча помощи не дождался. А ведь ижевцы шли в бой против красных войск под красным флагом!

Сказывалась и неорганизованность, а также столь характерное для народных армий отсутствие железной дисциплины. Да и понимание между политиками и военными отсутствовало. Командующий народной армией полковник Федичкин терпеть не мог, когда в его распоряжения совали нос те же эссеры, возглавлявшие Прикомуч. И хоть кое-кто из исследователей говорит о меньшевистском прошлом капитана, а впоследствии полковника Г. Н. Юрьева, сам он, по свидетельствам очевидцев, не один раз насмешливо говорил: “Какое отношение к моим боевым операциям имеет председатель Совета рабочих депутатов или господин уполномоченный? Однако в силу условий момента они до поры, до времени торчат в моем кабинете... Но думаю, что это продлится не слишком долго”.

Кстати, члены Прикомуча по сути “подставили” Юрьева. На устроенном ими митинге они прямо заявили, что получены телеграфные сведения о скором прибытии из Уфы двух сибирских полков на помощь восставшим. Известный публицист А. Я. Гутман, оказавшийся во время восстания в Воткинске (а не родственник ли он воткинским Гутманам — эта фамилия встречается в метрических книгах Благовещенского собора. С. Ж.), писал: “Полковник Юрьев, поверив этому заявлению учредиловцев, подтвердил собранию это сообщение и гарантировал полную безопасность. А через четыре дня красные уже были в Ижевске, а история с двумя полками оказалась вымышлена”.

Как водится, политические говоруны оказались виновниками полной неготовности Ижевска и Воткинска к эвакуации перед напором собравшей в Прикамье огромные силы Красной Армии. Именно члены Прикомуча Евсеев и Карякин обвинили полковника Федичкина в трусости, когда он заговорил об этом, так что командующий написал рапорт об отставке.

О другом уполномоченном в одной из белых газет писал некто Случайный в Прикамье: “На вопросы об эвакуации уполномоченный Егоров делал суровое лицо, выражающее презрение к страху обывателя и, вынимая из кармана кожаной куртки внушительный револьвер, говорил: “Вот вам средство, как поступить в критический момент: положите в барабан столько патронов, сколько членов в вашей семье, а последний оставьте на себя...”

Каково же было удивление воткинцев, когда уполномоченный Егоров в первый же день эвакуации, предупреждая быстротой отъезда все учреждения и всех лиц, уехал из города ранним утром, “пристав” со своей семьей и немалым “скарбом” к одному из военные лазаретов.

В общем-то всё как обычно в России: одни ради светлого будущего родины головы кладут, другие на митингах выступают. Это было начало крестного пути ижевцев и воткинцев.