Запах денег

И зазвенит приказ,
и ринется лавина.
Вот райские сады,
Но надпись на вратах, —
мол, каждому свое,
а ижевцу — рябина,
поклеванная плоть
на вычурных ветвях.

              Сергей Дерендяев

Деньги гражданской войны. Справа вверху: щепетильный и честный генерал В.О. Каппель. Справа внизу: В.А. Антонов-Овсеенко (в ижевских боях славы не добыл)

“Святые безумцы”

По сути сигналом к восстанию в Ижевске стало взятие Казани отрядом Каппеля и чехословаками. Чуть позже именно ижевцы и воткинцы станут наиболее боеспособной и смелой частью каппелевского войска. Мастеровые и вчерашние гимназисты, недоучившиеся студенты и городские мещане, крестьяне и офицеры, служившие под началом прославленного полководца, не думали о наградах и жалованье. Один из сподвижников Каппеля, еще подполковник — В.О. Вырылаев, сам тогда еще капитан, вспоминал о своем разговоре с членом Самарского военного штаба и Учредительного собрания: “…Фортунатов просил меня выяснить вопрос о жалованье, которое хотели бы получать бойцы… почти все сказали мне одно и то же: что выбранное после Учредительного собрания законное русское правительство сможет их вознаградить (предполагалось, что Гражданская война будет недолго); а пока они хотят иметь немного денег (рублей двадцать в месяц) на необходимые расходы и, конечно, казенное обмундирование и содержание (стол).

Эти ответы поразили меня своей скромностью. Но таковы были каппелевцы — кто-то метко назвал их “святыми безумцами”.

Ничего не изменилось и тогда, когда в руки Каппеля попал золотой запас России, хранящийся большевиками в Казани. Большой и открытый вопрос — что он там делал, вдали от обеих столиц? Некоторые историки предполагают, что Советское правительство, предчувствуя свой крах, решило переправить золото за границу: в Черноморских портах опять же белые и немцы, Мурманск и Архангельск, Прибалтика и Средняя Азия тоже отпадают — кругом враги! Остается Владивосток или по КВЖД в Харбин гнать золотой эшелон, пока же заначку на черный большевистский день сложили в Казани, где каппелевцы ее и отбили у красных.

Видимо, большевики перед отступлением начали рассовывать золотые монеты по карманам — но много ли так унесешь! “Добровольцы, как муравьи, поодиночке и группами переносили ящики из кладовых банка, где на полу было рассыпано много золотых монет… Добровольцы поднимали с пола монеты и передавали их Каппелю, кладя на стол, за которым он сидел. Тогда никому в голову не приходило взять закатившуюся золотую монету себе на память”, — вспоминал уже полковник В.О. Вырылаев.

Тут же была создана специальная комиссия, пересчитавшая рассыпанные деньги, монеты снова аккуратно сложили в ящики, забили их и вместе с другими переправили на пароход “Фельдмаршал Суворов”. Вскоре российская казна была переправлена в Самару, а затем в Омск.

Казалось бы, вот оно, спасение: тысячи пудов золота в слитках! Только кредитных знаков на 100 млн. рублей, вся платина, что хранилась в российских банках, 650 млн. рублей в золотых монетах — это ж сколько пушек, снарядов, винтовок, патронов и обмундирования купить можно! Но у Каппеля и мысли не возникло воспользоваться государственным золотом, пусть даже и в военных целях. Известно и щепетильное отношение адмирала Колчака к золотому запасу, что несомненно повлияло на исход борьбы.

Золотой запас

В свое время писалось о том, что “золотой эшелон” последовал в Сибирь по территории будущей Удмуртии, и уж непременно кое-кто из офицеров часть сокровищ закопал в удмуртскую землю. Бред, конечно! Беда в том, что из Самары тот состав шел через Уфу на Челябинск, и уже дальше — в Сибирь, когда колчаковские войска освободили железную дорогу.

27 июля 1919 года в Государственном банке в Омске эти сокровища, а так же все, что собрали большевики в Казани и Самаре из награбленного в разных городах, проверялось и пересчитывалось дирекцией банка в присутствии журналистов сибирских газет. Вот что сообщала после этого красноярская “Свободная Сибирь”:

“Золотой запас состоит из российской монеты на 514.820.743 руб. 78 коп., иностранной — 40.577.839 р. 96 коп., слитков — 95.078.493 руб. 25 коп., золотых полос — 522.594 руб. 24 коп., золотых кружков — 525.447 р. 23 к., всего — 651.532.117 р. 86 к.; зол. монета 5, 7 ½, 10 и 15 руб. достоинства по старой казенной оценке сложена в мешочки, помещенные в деревянные ящички, число которых достигает 10 тыс. руб. в каждом.
Золотые кружки монетного двора пробы 9977, т. е. почти чистое золото, помещены в 7 ящиках.
Золотые полосы той же пробы и того же монетного двора размещены в 9 ящиках”.

Добавьте к этому золото из разных золотосплавочных лабораторий, золото монетного двора, частных банков, а также от переделки золотых монет. Впечатляли золотые самородки, особенно один, исключительный по весу — 2 пуда 22 фунта 24 золотника 16 долей, найденный 26 октября 1842 года на глубине 4,5 аршин (т. е. более 3 метров) крестьянином Миасского завода Сюткиным. Самый же большой из самородков платины весил 2 пуда 57 золотников 78 долей. А как вам “золотой шар из главной палаты мер и весов замечательной шлифовки, весящий 2 пуда 46 зол. 18 ½ зол.”? Впечатляла художественная работа и тщание, с которым изготовлены большой золотой чайник с золотой же подставкой и надписью: “Дано гр. Остерману в день крещения Голицыной 18 июля 1774 г.”, и громадный серебряный позолоченный кубок с впаянными в него медалями Петра I, Анны Иоанновны и других царских особ.

Способы выжить

Пока золото это без толку лежало в Самаре, Ижевске и Воткинск, восставшие против большевиков, переживали тяжелейшие времена, ожидая помощи от Комуча. В Ижевском и Воткинском казначействах оказалось всего 26 млн. рублей, в основном ассигнациями и процентными бумагами.

Накануне восстания председатель Ижевского Исполкома И.Д. Пастухов захватил под угрозой оружия 12 млн. 700 тысяч рублей и вывез их из казначейства вместе с ключами от кладовой. О судьбе этих денег, закопанных в Вожайском лесу, еще долго судачили в Ижевске, но историки утверждают, что “после освобождения города от белогвардейцев они были возвращены государству” — в конце концов, это не одна телега, в одиночку не справиться. Да и то, сумели вывезти меньше половины казны!

При аресте у Пастухова обнаружили лишь 1600 рублей, на допросах он показал, что деньги сдал начальнику штаба С.И. Холмогорову. Вспоминая впоследствии о событиях тех дней, очевидец писал в “Свободной Сибири” об этом человеке: “Один из вожаков — Холмогоров, был убит в то самое время, когда он перелезал через забор, чтобы добежать до порохового погреба и взорвать его. Если бы он это осуществил, то могла погибнуть половина города”. Но и при Холмогорове нашли около 38 тысяч рублей.

Уже к концу восстания стало ясно, что помощи ждать не приходится ни от Сибирской армии, ни от Самары, ни от Уфы, Казань же была уже захвачена большевиками. Для всех бойцов Народной армии, независимо от должности, установили единое жалованье — 420 рублей. И как хочешь, так и крутись, содержа семью и дом. Оставалась надежда лишь на военные трофеи и на собранные народные средства.

В “Ижевском защитнике” и “Воткинской жизни” печатались призывы жертвовать на нужды армии деньгами, одеждой, хлебом… Спекулянты предавались суду. В комендантских приказах и на страницах газет множество фамилий пожертвователей. Воткинске: от преподавателей — 1.000 рублей, от женской гимназии — 288 рублей, от от преподавателей высшего мужского начального училища — 48 рублей 50 коп., от гражданина Ивана Барабанникова — 30 рублей, от гражданина А.И. Вострокнутного — 210 рублей… Фамилий и организаций различных обществ, жертвовавших на борьбу с большевиками насчитывалось немало и в Ижевске, и в Сарапуле. “За участие в сборе на нужды Народной армии “это при смене власти станет вполне достаточной причиной для расстрела. Так, к примеру, поступили с начальницей Сарапульской женской гимназии Никольской, воткинцами Николаем и Варварой Чернышевыми…

Грабители с мандатами

Меж тем, деньги были, но брать их приходилось в бою. Рейд красных под командованием знаменитого В.А. Антонова-Овсеенко, руководителем взятия Зимнего дворца закончился разгромом. Войска шли на Ижевск от Сарапула через Гольяны и Завьялово. Бой был страшный, да и сила красноармейская собралась немалая: 6000 ружей, 32 пулемета, 8 орудий. Д.И. Федичкин в своих записках вспоминал: “Ижевцы в этом бою разбогатели пушками, пулеметами, награбленным большевиками золотом и массой коммунистической литературы, которую тут же в лесу сожгли дотла. По окончании этого боя семьи ижевских защитников встретили их с церковным колокольным звоном, с крестным ходом, с большим хором соборных певчих, певших благодарственные молитвы Богу, со слезами радости на заплаканных глазах”.

Какой-никакой, но приносили доход и выловленные или взятые в плен красные. Газета “Ижевский защитник” 18 октября 1918 года сообщала: “Возьмите любого красноармейца или комиссара. Грабеж и казнокрадство не процветали так никогда, как процветают теперь. У взятых в плен красноармейцев всегда находятся по несколько тысяч рублей, а про комиссаров уже и говорить нечего. У тех нередко находят миллионы”.

Вот отряд ижевских фронтовиков в районе станции Чур ловит по лесам разбежавшихся после восстания красноармейца и большевика груды денег”.

Вот алнашская дружина под началом будущего командира ижевской дивизии В.М. Молчанова захватывает драпающего комиссара, при котором 8000 рублей. Вот при содействии латышских частей Штаб 2-й красной армии вывозит из Сарапула все ценности банка “по стратегическим соображениям”, а затем штабные и сами скрываются, оставив вместо себя кучку грабителей, именовавшихся “Военным Советом”.

Еще до восстания рабочий Сморкалов, проведший 12 лет на каторге, в тюрьме и ссылке, назначается Ижевским Советом помощником начальника милиции: “Лишь только чины милиции задерживали какого-либо преступника (казнокрада, торговца самогонкой или даже убийцу), то он сейчас же предъявлял удостоверение от партии коммунистов, заявляя, что он большевик…”

Большевики, конечно, пытались периодически и сами избавиться от зарвавшихся “товарищей”. Так, воткинские чекисты вместе с участниками восстания “шлепнули” несколько человек “за пьянство и разбой”, “за сокрытие вещей и продуктов”, “за кражу конфискованных золотых вещей”.

Вообще у большевиков, по мнению многих мемуаристов, была какая-то странная система наказаний: за абсолютный пустяк могли расстрелять, за серьезные преступления — слегка пожурить. Уфимский общественный деятель И.Ф. Колесов, сидевший заложником в сарапульской тюрьме, вспоминал забавный случай:

“…Некоторые арестанты были товарищами по профессии кое-кого из комиссаров. Так, тюремный повар, сидевший здесь за кражу, рассказывал про Ворожцова, председателя чрезвычайки, что они раньше с ним были товарищами и вместе с ними занимались воровством. Теперь же один сидит в тюрьме, а другой, будучи, диктатором города, забыл про своего товарища. Повар страшно был раздражен этим обстоятельством и не раз ругал Ворожцова за то, что не хочет принять его “по делу”, и, в конце концов действительно добился свидания, после которого немедленно был освобожден”.

И примеров таких тьма. Как говорится в народе: рыбак рыбака, с кем поведешься, скажи мне, кто твой друг…