Ваня-коммунист

Никогда примирения плесень
Не заржавит призыва во мне,
Не забуду победных я песен,
Потому что в любимой стране,
Задыхаясь в темничных оградах,
Я прочел, я не мог не прочесть,
Даже в детских прощающих взглядах
Грозовую, недетскую месть.

                      Иван Савин

Обманчивая внешность комиссара Седельникова

“Бабушка военная” А.Т. Пальшина прожила долгую жизнь

Судьба большевика

Седельникова — хорошая фамилия, основательная, исконно российская. И судьба у Ивана Семеновича Седельникова поначалу была типичной для Сарапула: сын ремесленника-колодочника, каких немало жило в городе на Каме. С одной стороны семья пролетарская, с другой — сами себе хозяева. Этак и комплекс для социал-демократа нажить можно — мелкобуржуазностью попахивает!

После окончания Сарапульского реального училища Иван Седельников пытается поступить на горное отделение в Петербурге, но, как пишут краеведы, подвела тройка по Закону Божьему. Юноша едет учиться в Томск.

С началом германской войны Ивана переводят в школу прапорщиков. Уже младшим офицером он вступает в РСДРП, а после Февральской революции прапорщик Седельников уже в Сарапуле. И не было в трагической революционной истории этого города ни одного события, в котором молодой большевик не принял бы самого активного участия.

Седельников и прожил-то всего 23 года, но он стал не только одним из первых руководителей партийной организации всего Сарапульского уезда, но и первым председателям большевистского горкома, товарищем (т. е. заместителем) председателя исполкома уездного совета, первым военным комиссаром… Экий чудный букет из законодательной, исполнительной и военной власти — и всё в руках еще не оформившегося молодого человека!

Наверное, для своих “коммунист Ваня” был куда как неплохим, свойским парнем. Знаменитая “бабушка военная” Антонина Пальшина, повторившая через век подвиг землячки кавалерист-девицы Н. Дуровой, в своих воспоминаниях, написанных уже в 1968 году, запросто называет его без чинов — Ваней: “Он принял меня очень любезно и пригласил сесть. Я смутилась, но всё это скоро прошло, как только Ваня заговорил о том, что работа сейчас очень серьезная и напряженная. Организация имеет большие трудности. Главное — нет партийных карточек… Но, несмотря ни на какие трудности, нам нужно работать без устали, чтобы власть была наша, рабоче-крестьянская. Слова его были задушевно-искренние… После этой первой встречи я часто стала бывать в доме Седельниковых, в маленьком доме, в подвальном помещении. Наша работа происходила всегда ночью… Работу же возглавил Иван Семенович Седельников. Своим примером, стойкостью за новую, радостную, хотя и опасную жизнь. Жизнь наша была действительно трудная. Кругом подстерегали нас враги…

Моя тетя была категорически против того, что я отсутствую по ночам. Она сказала очень строго: “Если ты не изменишь свое поведение — шататься по ночам, то пеняй на себя, открывать тебе сени не буду… Так и решила уехать в Сычёвку Смоленской губернии. По этому поводу я посоветовалась с И.С. Седельниковым. Он сказал: “Жаль, очень жаль, но что поделаешь”. После моих доводов он согласился… Глаза его светились радостью и счастьем”. Правда за эти три месяца он похудел и как-то более стал задумчив” (знаки препинания — С. Ж.).

Наверняка, не без влияния военкома Седельникова Георгиевский кавалер Антонина Пальшина во время гражданской войны пошла работать в ЧК, участвовала в боях с Деникиным и Врангелем.

Не было ни одной книги по истории Сарапула, где бы комиссару не пели хвалу. Уже через полтора месяца после гибели большевика, 21 октября 1918 года улицу Владимирскую назовут его именем. В 1967 году в Сарапуле ему установят бюст. А вот в последние годы фамилия Седельникова стала стыдливо замалчиваться. И то, уж очень личность была одиозная — “молодой человек со звериными наклонностями”, по меткому выражению еще одного современника.

“Нехай клевещут!”

В прошлом году, работая в библиотеке Томского университета, попалась мне на глаза заметка некоего Прикамского “Комиссар Седельников”, опубликованная в “Свободной Сибири” 23 ноября 1919 года:

“Еще не вполне развившийся юноша, бывший прапорщик, с открытым детским лицом и невинными голубыми глазами, с вьющимися волосами, — такое впечатление производил при первом знакомстве уездный военный комиссар, председатель партии большевиков, Иван Седельников.

Но юноша этот не оправдывал своей наружности. Он поражал своей кровожадностью и зверством. Выносимые им смертные приговоры, как начальником штаба организованной им красной гвардии, бессмысленные расстрелы и пытки в подвалах по его приказаниям наглядно свидетельствуют об его полной беспринципности.

Так, например, по его приказанию зверски расстреляны красногвардейцами: поручик М-а, имевший неосторожность повздорить с ним еще до революции о методе воспитания солдат, и прапорщик Ч-п, товарищ по реальному училищу и бывший друг его.

После свержения советской власти в городе, в столе Седельникова в здании совдепа, среди различных документов, был найден дневник, писанный им с мая 1917 г. по август 1918 г. В нем он ярко и цинично рисует не только себя, как “углубителя мировой революции”, но и других “борцов” на этом поприще.

“Почему я стал большевиком?” — задается он вопросом в одном месте своего дневника.

“Стремление выйти из мелкобуржуазной семьи (он сын довольно зажиточного мещанина сапожника) в крупнобуржуазную, чтобы жить в свое удовольствие, ни в чем не стесняя себя, ни в чем не отказывая себе: иметь хороший обед, иметь прислугу, пить тонкие вина и проводить время в обществе и ласках красивых женщин”.

Вот его ответ на заданный самому себе вопрос.

“Пусть одураченные глупцы думают, что я идейный работник (таковым меня считают товарищи по партии), я им покажу себя, лишь бы власть попала в мои руки!”, — пишет он в то время, когда обливал всяческою грязью военного комиссара Г., человека не лишенного гуманных чувств, стараясь убрать его со своей дороги на пост военкома.

“Наконец-то я у власти! Я военный комиссар целого уезда: хотя много трудов и грязи стоил мне этот пост, но я все-таки победил. Содержание приличное — 750 р. в месяц, кроме того, у меня будет все, что я захочу”, — пишет он в конце июня.

“О чем кричат, надрывая свое горло, все эти проходимцы, ничего не пойму, да и понимать не хочу. Ведь и сами они, как признавались мне вчера во время нашего грандиозного пьянства, когда я был в “сильном пузыре”, мыслят так же, как и я и дурачат одураченных уже глупцов”, — писал он в своем дневнике во время заседания на съезде военных комиссаров в Москве, летом прошлого года.

Вечером же в Лоскутной, переименованной большевиками в “Красный Флот”, гостинице, поведывает дневнику свои заветные желания.

“Правительство начинает трещать! Впрочем, к черту всю политику! Как хочется мне быть богатым, чтобы хоть несколько дней провести в объятьях и ласках тех красивых женщин, которые проходит мимо моего окна. Я достигну этого. Я буду богат. Только бы поскорее уехать из Москвы и покончить с этим глупым съездом. Там, в родном болоте, я быстро буду богатеть, а будет плохо — устрою авантюру с деньгами, как Тамбовский военком. Молодец, свистнул двенадцать миллионов! Сумею и я, тогда поминай меня, как звали. Уеду туда, где никто не знает меня, переменю фамилию и буду наслаждаться жизнью”.

Но разбогатеть и наслаждаться жизнью ему не пришлось. Ижевцы помешали. И вместо того, чтобы дать ему наслаждаться жизнью, они расстреляли его на 3-ей версте. Арестованный, он валялся в ногах и просил прощения за свои юношеские ошибки”.

Хорошая сестра

Статью Прикамского томская “Свободная Сибирь” (ее редактора А.В. Адрианова в 1920 году расстреляют) перепечатала из омской “Нашей газеты”. В опубликованном недавно сборнике документов “Красный террор на востоке России в 1918—1922 гг.”. подготовленном С.С. Балмасовым, этот же текст приводится в более полном варианте как отрывок из мемуаров неизвестного журналиста. Документ хранится в ГА РФ (ф. 5881. Оп. 1. Д. 179. Л. 118-142).

И все-таки статья в сибирской газете что-то смутно мне напоминала. Спустя лишь несколько месяцев, перелистывая давно опубликованные сборники документов, я обнаружил знакомый кусок текста в работе А.Я. Гутмана-Гана “Россия и большевизм” (Шанхай, 1921 г.) Известный столичный журналист, редактор газеты “Вестник финансов” во время восстания оказался в Прикамье, печатался в газетах “Воткинская жизнь”, “Ижевский защитник”, “Народовластие”. После поражения восстания он издавал газету “Русский экономист”. С 1922 года журналист в эмиграции в Японии, а затем в Китае и Германии.

Кстати, в не вошедшем в статью куске воспоминаний рассказывает А. Гутман и о сестре Седельникова, помогавшей “брату в его кровавой работе”. Несмотря на доказанное ее участие в убийствах, следственная комиссия, в которой было немало эсеров, пощадила девушку.

“Как только красные ворвались в город, начались расстрелы и аресты, Седельникова была назначена военным комиссаром и стала творить беспощадную расправу. Ей была предоставлена полная свобода действий. Она беспощадно расстреливала. Особенно жестоко она расправлялась с арестованными женщинами. По ее приказу была убита начальница женской гимназии — за участие в благотворительном вечере, устроенном в пользу Народной армии. Не пощажены были даже дети. Эта женщина-зверь свирепствовала долго и наводила ужас на несчастное население. Достойно внимания, что сарапульский городской врач, хлопотавший за нее, был ею же арестован и впоследствии казнен”.

Насчет сестры буржуйский журналист явно загнул, произошло, видимо, этакое наложение событий и городов, да и к власти в то время прибилось немало не только мужчин, но и женщин откровенно садистскими наклонностями. Но женщина — и военный комиссар! Да и Н.К. Крупская, побывавшая в наших краях с агитпароходом “Красная Звезда” летом 1919 года написала: “… Зав. внешкольным образованием тоже коммунистка — Седельникова; у нее прошлой осенью сразу расстреляли отца, мужа и брата. Хорошая она, ее тоже хотели расстрелять, да пришли красные и освободили”. Кстати, муж Седельниковой — председатель ЧК в Сарапуле В.Т. Антипин. А она — хорошая…

P.S. Во время восстания в семье Седельниковых были расстреляны трое мужчин: отец Семен Хрисанфович, сын Иван Семенович, зять Василий Трофимович Антипин. Удалось бежать старшему из сыновей — Николаю, а младшего, 16-летнего Федора, взял на поруки директор реального училища. Через два года Федор Седельников уже член ВКП (б), а затем поступает учиться в Ленинградскую Военно-морскую школу. В годы Великой Отечественной войны он командует Каспийской флотилией, вице-адмирал.

Использованы материалы ЦГА УР

Многое и многих помнит старый Сарапул