Психическая атака

Поручик выпьет перед боем
Глоток вина в походной фляге.
Он через час железным строем
Уйдёт в психической атаке

Поручик курит до сигнала.
На фотографии в конверте
Десяток строк, чтоб та узнала,
Как он любил за час до смерти…

Вопрос решён, итог не важен —
За Русь, за власть, за честь и веру.
Идти им полем триста сажен,
Не прикасаясь к револьверу.

Красивый жест, игра дурная,
А Русь на Русь, и брат на брата.
Добро и зло, земля родная,
Ты перепутала когда-то…

Леонид Бородин. “Психическая атака”

Против ижевских лапотников

Что такое психическая атака, пожалуй, каждый знает, ну хотя бы по знаменитому фильму “Чапаев”. Главная её цель — деморализация противника, вызвать панический страх, надломить душу вражеского солдата.

Ижевско-Воткинское антибольшевистское восстание, 90-летний юбилей которого отмечаем в этом году, преподало не один урок как современникам, так и потомкам. Невиданное доселе сочетание мужества и отчаянья на берегах Ижа проявилось в таком феномене как психическая атака — первая в истории гражданской войны в России, по мнению многих. Вот и мы не будем спорить за кем тут первенство — за ижевцами, корниловцами, марковцами… Первенство за временем, за духом и моральным превосходством тех, кто шёл без выстрелов, с винтовками наперевес на большевистские пулемёты.

Впрочем, была ещё одна причина: у тех же ижевцев катастрофически не хватало патронов. Многое из вооружения им попросту приходилось добывать в бою. Шансы на успех были, пока ижевцам и воткинцам противостояла ими же полуразгромленная 2-я Красная армия. Но большевистские вожди вскоре поняли, что Ижевско-Воткинское восстание грозит им не только потерей заводов, в том числе и оружейного, но и невозможностью вообще дальше воевать, надломленными духом, зачастую и так сомневающимися красноармейскими частями.

Срочно разворачиваются новые подразделения: прежде полупартизанские отряды Азина, Малыгина, Аплока, Чеверева, Северихина становятся дивизиями, корпусами, полками. Усиливается снабжение действующих против Ижевска и Воткинска частей, в том числе боеприпасами и амуницией. Теперь красноармейцы барственно-пренебрежительно хмыкают в адрес восставших — лапотники, мол! Это пренебрежение отчетливо отражено на страницах красных газет: в лохмотьях и в лаптях — значит, белоучредиловец! Вот газета “Борьба” за 7 ноября 1918 года (день штурма Ижевска) рассказывает об одном из фронтовых эпизодов, случившегося с азинскими связистами: “Идут они, вдруг… белогвардейская цепь.

— Кто вы? — выскочил для вопросов один белогвардеец из окопов. А за ним ещё несколько человек. По лаптям они сразу смекнули, что это учредиловцы. Наши не сплошали, обратили внимание на ноги и на лапти.

— Свои, — отвечали наши.

— Из какого полка?

Наши вынули револьвер и бах! Бах! Бах! Двое лапотников упали, а остальные бежать в окопы”.

Щеголеватые ижевцы в лаптях, конечно, вряд ли ходили, но общий вид, общее впечатление от Ижевской, а затем и Прикамской Народной армии, пожалуй, передано верно.

В штыковую!

Казалось бы, таких вояк одолеть — раз плюнуть! Да вот что-то части двух Красных армий — 2-й и 3-й — и за 90 дней не одолели их. “Ну и трусы белые!” — бахвалится газета “Борьба”, описывая наступление красных на деревню Забегалово в самый критический для восставших день 7 ноября. Именно в этот день “трусы” и “лапотники” шли в психическую атаку на красные части. Её и потом долго ещё с содроганием вспоминали ветераны-красноармейцы и их немногие оставшиеся в живых в 1930-е годы командиры.

Очень сухо описывает страшный бой последнего дня член Реввоенсовета и политический комиссар 2-й армии Сергей Иванович Гусев (Яков Давидович Драбкин): «…Противник, предупредив нашу атаку, сам перешёл в наступление своими ударными ротами, поддержанными ротами учредиловцев с подбадривающими криками и музыкальными инструментами… Завязался рукопашный бой, который длился около двух часов…»

Это и была знаменитая психическая атака ижевцев, о которой так любят вспоминать писатели и краеведы. “На одном из холмов сверкнули под солнцем медные трубы, тарелки барабанов и появились музыканты. За ними возникли чёрные, размашисто шагающие цепи. Первая, вторая … и пятая…и десятая… в стремительном темпе взлетающих ног была какая-то твёрдая механическая сила.

— Они опередили нас! — крикнул Азин. — Давай, Шурмин, скачи к Дериглазову. Пусть подпустит офицеров как можно ближе, а потом из пулемётов их!... А хорошо, черти, идут! Пьяные что ли?...

Над передней цепью, шагавшей с особенным шиком, клубилось бело-зелёное знамя, открывая скорбный лик Иисуса Христа. Рядом со знаменем, вздымая над головой большой крест, шёл чернобородый священник…

До передней офицерской цепи оставалось какая-то сотня шагов…Северихин поднялся из кустов во весь свой высокий рост…

— Огонь! — скомандовал он….” Это отрывок из романа Андрея Алдан-Семёнова “Красные и белые”.

Бессмертные ижевцы

В этот последний для восставшего Ижевска день его защитники не один раз поднимались и шли в психическую атаку на превосходящего в численности врага: у Пироговских высот, у старого Казанского вокзала, у починка Ключи, где когда-то улица Казанская переходила в Казанскую дорогу. По улице этой и неслась в Ижевск конница латыша Азина, его именем и назовут Казанскую в июне 1920 года.

У Алдан-Семёнова подробно описывается, как созревала и вынашивалась идея психической атаки. Да ничего подобного! Помимо офицеров-фронтовиков в бой шли и рабочие, и гимназисты и даже женщины.

Вот сводная рота (её ещё называли и батальоном) полковника Власова — с бору по сосенке набралось 300 бойцов. Человек этот ижевцами уважаем, под его командование охотно шли отставшие от своих рот бойцы. Да и удачлив был в бою полковник. “Батальон полковника Власова не только бил и гнал, вдесятеро более многочисленные красные банды, но и очень деятельно и очень действенно “поставлял” на нашу молодую армию отнимаемое у большевиков оружие и военное имущество. Упомянем здесь только один, но далеко не единственный, случай. Когда “бессмертный батальон” отнял у врага и отправил куда нужно 9 орудий, 63 пулемёта и 300 повозок”, — рассказывала о тех днях омская газета “Военные ведомости”.

Бойцов Власова с ижевских времён так и называли — “бессмертными”. Среди них в том последнем бою у Казанского вокзала сражалась и недавняя гимназистка, дочь священника Троицкой церкви Лидия Попова. Ей ещё не раз своим примером предстоит поднимать в атаку ижевские цепи “под кровавой Уфой”, куда пробились остатки “бессмертных” после взятия Ижевска. А полковник Власов, поправившись после ранения, уже в начале 1919 года деятельно принялся за воссоздание своего ударного “бессмертного батальона”.

Повторение пройденного

Слухи о бесстрашных ижевцах, идущих в полный рост и под музыку на врагу далеко разнеслись — и среди белых, и среди красных. Пример оказался заразительным: “Подъем духа ижевцев был на необыкновенной высоте. Они шли в бой как на праздник — с песнями и гармошками” (из воспоминаний А.Г. Ефимова). Не один раз впоследствии применяли психическую атаку и каппелевцы (чуть позже ижевцы и воткинцы наряду с волжанами станут ударной силой каппелевских войск). К примеру, по словам К.И. Куликова, это произошло “на территории Удмуртии второй раз во время колчаковского нашествия, на полях д. Юрино Сарапульского района против 40-го полка В.И. Чуйкова”.

Психическая атака оказалась притягательной и для красных. И если уж на то пошло, её элементы использовались ими ещё при взятии восставшего Ижевска. Тот же начальник штаба будущей Ижевской дивизии, а затем командир Ижевско-Воткинской бригады А.Г. Ефимов, в своей книге пишет о боях осени 1918 года: “Отряды наёмных иноземцев по своей жестокости не отличались от доморощенных коммунистов, и борьба принимала свирепый, кровавый характер с большими потерями для обеих сторон. Ижевцы, бывшие на Северном фронте, вспоминали, как им пришлось иметь дело с каким-то интернациональным полком, в котором все бойцы были одеты в красные рубахи. Сильно опьяневшие, они с пением “Интернационала”, переходившего в рёв, бросались на своего противника, несли большие потери, но повторяли атаки по несколько раз”.

Видимо, психологическое воздействие этих атак и впрямь было велико, поскольку и у белых, и у красных первой возникала мысль о пьяном противнике. В газете “Свободная Сибирь” один из авторов, рассказывая о взятии сибиряками Глазова, отмечал: “В “Красном набате” и “Деревенской коммуне” мне самому пришлось читать о том, что сибирские войска перед боем напаиваются офицерами чуть не до белой горячки…” Прошло несколько месяцев после взятия большевиками ненавистных Ижевска и Воткинска “железной” дивизии Азина, этой, по словам М.В. Фрунзе, “боевой жемчужине Красной Армии”, пришлось снова брать штурмом прикамские города-заводы (к пятилетию этой даты даже попытаются переименовать Воткинск в город Азин) — на этот раз не у восставших рабочих, а у колчаковцев. Вот тут-то и вспомнились красноармейцам недавние уроки. “При освобождении Ижевска 7 июня 1919 года цепи красных бойцов, атакующих укрепления белых близ деревни Верхние Кены, шли навстречу ураганному огню развёрнутым строем, под красными знамёнами, с оркестром в середине наступающих цепей, играющим революционные марши” (цитата из Владимира Фролова).

Душа трепещет

Ах, как роднила эта любовь к музыке, особенно бравым маршам, комдива Азина и ижевцев! Не случайно же непредсказуемый “латыш с душою казака” всюду возил за собой оркестр — любил по младости лет внешние эффекты.

А на гражданской войне эффектов хватало. Даже самые обычные для человека нашего времени вещи вызывали порой шоковые эмоции, особенно у старшего поколения. Если угодно, всё это также было своеобразной психической атакой. Речь здесь идёт не о массовых расстрелах и боевых потерях — свой среди чужих, чужой среди своих — наиболее частое состояние души человека того времени. Листовки и бомбы с аэропланов над Ижевском обывателя впечатляли, чай, не менее чем психические атаки бойцов на фронте.

По свидетельствам современников, красноармейцы приходили в панику заслышав заводской гудок, по которому на поле боя спешили буквально все, способные носить оружие рабочие. Зато те же выстрелы самой первой ижевской пушки образца 1877 года, найденной восставшими в заводской шихте и начинённой ими, оказывала на защитников города благотворное воздействие, как бы красные не смеялись над снарядами-болванками, которыми она стреляла. И в ужас приходили православные люди, когда при артобстреле взятого пепеляевцами Глазова, слышали во время церковного праздника красноармейскую команду: “По богомольцам — огонь!”. Так что, выходит, и вправду в гражданской той войне: куда ни кинь — всюду клин для души и психики нормального человека, т.е. психическая атака.

Использованы материалы ЦГА УР