Горький исход

ХХ век — век беженцев.
Александр Галич

Никогда Россия не была столь безрадостна и бесприютна, как в гражданскую войну. Тысячи и тысячи людей оказались вырваны из привычного мира и уклада жизни. Среди них и многие ижевцы, воткинцы, сарапульцы — участники антибольшевистского восстания и упорного трехмесячного сопротивления Красной армии.

Большинству восставших терять было уже нечего — пощады от большевиков они не ждали. Не зря же красный Лев Троцкий утверждал: “Когда закончится гражданская война, все разойдутся по домам, а ижевцы и воткинцы — по гробам”. А они и не просили пощады, провоевав до 1922 года. Лишь когда затихли бои в Приморье, предки наши ушли в Китай.

Они покинули родные заводы зачастую вместе с семьями: жёнами, детьми, стариками… Немало рассеяно по Сибири и на чужбине ижевских и воткинских могил. На войне как на войне. Кто-то из мирных беженцев погиб от шальной пули, кто-то расстреляли, другие умерли от тифа, иные не выдержали тяжелейшего перехода с каппелевским войском по Кану, голода, холода. Есть ведь и предел человеческих сил для обычного мирного обывателя. Военных хоть спасала ненависть, оружие в руках звало к отмщению.

90 лет прошло со времени их ухода. Города-заводы неузнаваемо изменились, другим стал камский берег на месте переправ строительство плотины многое изменило в здешнем пейзаже. Только память не даёт стихнуть боли и горечи от того, что деды воевали с дедами, прадеды с прадедами. Неправильно и несправедливо это, когда одна на всех Россия, а будущее её определяется оружием.

Самые первые

Собственно, исход из Ижевска и других населённых пунктов Прикамья начался задолго до восстания. Первой жертвой новой власти стали местные “буржуи”. Уже 31 января 1918 года Ижевский Совет принял постановление о конфискации фабрик И.Ф. Петрова, В.И. Петрова, Н.И. Березина, А.Н. Евдокимова. В череде конфискаций и национализаций это была не первая, но, пожалуй, самая заметная в оружейном городе. Плевать хотели большевики, что фабриканты-оружейники в большинстве своём начинали с работы на казенном заводе, вложили немало трудов и сил в организацию своего дела. Да и про благотворительность они не забывали.

Упаси Бог, я их не идеализирую, поди, у каждого свои грешки были, свойственные своему времени, только новая власть предпочла “взять всё и поделить”. Адриану Никандровичу Евдокимову “свезло” — умер он перед самым Октябрьским переворотом 1917 года. Так что не пришлось ему в начале восьмого десятка лет есть горький хлеб изгнания. Зато его сын с женой и ребёнком в полной мере хлебнули беженского лиха. Матвей Адрианович Евдокимов умер от тифа в Маньчжурии, а его жена с сыном, прожив несколько лет в Харбине, уехали в Сан-Франциско. Кстати, правнучка ижевского фабриканта в начале 1990-х приезжала на родину предков. Журналист по образованию, она собрала и сохранила немало интересных материалов по истории своего рода. Не знаю уж, какие чувства испытывала она, посетив бывшую фабрику прадеда, где нынче расположен хлебозавод №1.

Семейную историю, также ставшую частью истории Ижевска и всей страны, запечатлел в своих мемуарах и Николай Петров — внук другого, пожалуй самого известного ижевского оружейного фабриканта Ивана Фёдоровича Петрова: “…Уже, наверное, после октября, в нижней столовой дед сидел в кресле перед открытой крышкой подполья, в которое спустился один красноармеец, а другой стоял напротив деда, штыком упёрся ему в живот и кричал: “Сейчас проткну тебя, паршивый буржуй!” — а дед плакал. Дальше не помню, но, думаю, что это был обыск…” Ещё бы не заплакать от обиды — 67 лет в трудах прожито, и вдруг — враг трудового народа!

И закружило по России семью Петровых: Пермь, Новониколаевск, Иркутск, Москва…Выручали золотые руки мастеров, любовь к технике и неистребимая тяга к жизни. В Москве они в первое время поселились у Николая Березина, также бывшего ижевского фабриканта и владельца чугунно-литейного заводика, впоследствии выросшего в завод “Редуктор”. Николай Ильич в начале 1920-х служил директором небольшого механического завода в Сокольниках. Женат Березин был на одной из дочерей Петрова-старшего. В Москве И.Ф. Петров и умер в 1933 году.

В семейном архиве его правнучки Татьяны Николаевны Петровой сохранился любопытный документ: “Дано настоящее удостоверение Гражданину И.Ф. Петрову в том, что со стороны Исполнительного Комитета к выезду его, Петрова, из Ижевска препятствий не встречается, что и удостоверяется.” И соответствующие подписи — Холмогорова и других. Датирован документ 27 мая 1918 года. У тех, кто покидал с боями Ижевск через полгода, таких удостоверений уже не было — у Красной армии к ним имелись большие претензии.

В последний раз

В мае прошлого года в Галёво был открыт скромный памятник на месте одной из переправ через Каму бойцов Прикамской Народной армии и их семей. Поставили его на высоком берегу на территории базы отдыха ИжГТУ. За 90 лет здесь всё изменилось, тогдашний, до появления плотины, уровень воды был намного ниже, да и большая часть Галёво оказалась затоплена.

В середине ноября Кама ещё не замёрзла, так что жизнь многих людей зависела от воткинских сапёров. Руководил их работой капитан 1-го ранга В.П. Вологдин. Другая переправа была налажена от пристани Бабки к селу Дубровино. Не всем отрядам удалось прорваться к Каме и уйти на её правый берег. “…Отдельные мелкие группы Ижевцев подходили всё время к мосту. Когда красные, наступавшие по правому берегу с востока, подошли близко к мосту, и он мог быть ими захвачен, руководители переправы отдали приказ поджечь его. Некоторые запоздавшие Ижевцы перебегали по уже горевшему мосту”, — писал один из первых историков Ижевско-Воткинского восстания, бывший начальник штаба Ижевской дивизии, а затем и командир Ижевско-Воткинской бригады полковник А.Г. Ефимов.

Конечно, точную цифру людей, спасавшихся от красных, бросивших дом, хозяйство, а главное — родные места, вряд ли точно установить, тем более, большинство их не было бойцами Народной армии, не участвовало в боях, а являлось обычными мирными обывателями.

А.Г. Ефимов: “Минимальная цифра для Ижевцев будет примерно 16000 человек, из них 10000 боеспособных мужчин. Другие считают, что ушло 30000 и даже больше. Поручик Болонкин для Воткинцев даёт цифры: вооружённых Воткинцев было около 15000 и почти столько же гражданского населения и семей”.

И.Г. Уповалов: “В свободном пролёте из оставшихся баржей они навели плавучий мост, по которому провезли 20 тысяч беженцев, всё военное снаряжение, фураж и довольствие и 30-тысячную армию”.

С.Н. Лотков: “40 тысяч рабочих и крестьян уходили из своих родных мест, гонимые новой “рабоче-кресьянской властью”…Повстанцы ушли от красной расправы; за них красная власть истребляла тех, кто были совершенно не причастны к восстанию…”

Открытие памятника на месте переправы. Фото Е. Кудрик

Благородство цифр

Очевидно, что ушло за Каму довольно много народу — с малыми детьми, с женщинами, с обозами, со скарбом…Известный современный историк пишет о том, что Красная армия при помощи авиоразведки была прекрасно осведомлена, какими путями отходят к Каме повстанцы, где строится понтонный мост, но лишь из врождённого благородства не установили на высоком берегу Камы, ну, хоть десяток пушек и — прямой наводкой по “изменникам рабочего дела”!

“А ведь они могли это сделать без всяких усилий. И должны были сделать, так как белогвардейцы везли с собой огромное количество оружия и боеприпасов. А это новая опасность для большевиков и Красной армии, новые потоки людской крови! Именно для вывоза пушек им был необходим понтонный мост.

Но поразительно: в течение целой недели командующий Второй армией Восточного фронта красных В.И. Шорин не предпринимает ни одного серьёзного боевого действия, хотя до расположения отступающих белогвардейцев ходу не более одного дня…Этот выдающийся акт гуманного отношения победителей к побеждённым, к сожалению, до сих пор не нашёл своего отражения в исторической литературе…”

Отчего бы и не проявить большевикам благородства, коль по словам всё того же Ефимова, “красные части, занявшие Ижевск, были настолько изнурены боями, что не могли двинуться в преследование, и, по показанию участников, только разведывательные отряды противника следовали за арьергардами уходивших ижевцев”. Да и части Особой Вятской дивизии, и латышские полки были изрядно изнурены боями с воткинцами — достаточно вспомнить о сокрушительном ударе, нанесённом отрядом поручика В.Н. Дробинина 4-му Латышскому полку у деревни Мишкино.

Ещё более поразило меня, что “карательными органами красных было расстреляно немногим более 100 человек. Их фамилии строго запротоколированы с указанием причин репрессий”. Как тут не вспомнить строчку Высоцкого: “Теперь дозвольте пару слов без протокола…”! Уже 10 ноября ЧК публикует в газете “Борьба” предписание “ всем квартальным комитетам, домовым комитетам, домохозяевам и квартиронанимателям гор. Ижевска дать сведения в 2 дня о всех скрывающихся белогвардейцах и сочувствующих им. За неисполнение сего укрыватели будут расстреливаться”. Не будем ссылаться на Ефимова, утверждавшего, что красные уничтожили 8 тысяч человек, хотя и он, думается не с потолка взял эту цифру.

С.Н. Лотков: “Всего в эти дни было убито не менее 5 тысяч человек в Воткинском заводе да не менее того в Ижевске”.

Д.М. Михайлов: “За три дня было уничтожено 9993 человека”.

Газета “Сибирская жизнь: “Но что ужасно — это число расстрелянных…Были расстреляны не только активно выступавшие, но и содействовавшие народной армии. Расстреливались и по доносам даже лица, оставшиеся нейтральными во время героической борьбы. Были среди жертв расстрелов женщины и даже дети, но последнее признаётся случайным совпадением.

Произведены подсчёты погибших от расстрелов, и таковых по ижевскому заводу и его окрестностях (!!!) насчитывается 7073 человека, большинство из них рабочие”.

А.Я. Гутман-Ган: “Расстрелы продолжались более месяца. Главное участие в расстрелах принимали китайцы, мадьяры и латыши… Семьи ушедших рабочих убивались”.

Такое вот своеобразное благородство! Что же касается гуманизма бывшего царского полковника В.И. Шорина, командующего при взятии Ижевска 2-й Красной армией, так он без разрешения комиссара, поди, до ветру сходить боялся, не то что пожалеть противника. За верную службу новой власти в 1920-е его уволили из Красной армии на пенсию, а в 1938-м расстреляли самого. Кому как, а мне его тоже жаль — бывший полковник личностью был примечательной. Знать, от судьбы и, тем более, от себя не убежишь. Вспоминается из “Белого солнца пустыни” товарищ Сухов: “Павлины, говоришь? Хм!..”

Использованы материалы ЦГА УР