Своенравная дивизия
Гор песчаных рыжики,
Зноя каминок.
О колено ижевский
Поломал клинок.
Но его не выбили
Из беспутных рук.
По дорогам гибели
Мы гуляли, друг! Арсений Несмелов
О пользе ударений
А. И. Митропольский (будущий поэт Арсений Несмелов) с армией Колчака прошел всю Сибирь. Он служил не в Ижевской дивизии, но прекрасно был осведомлен о подвигах ижевцев, а с некоторыми из них и дружил -- не зря же в стихах этого одного из крупнейших поэтов Русского зарубежья не один раз возникает ижевская тема.
Видимо, все-таки не историкам, а поэтам дано проникнуть в суть тех или иных событий. В нескольких строчках не каждый сможет передать и дух эпохи, и характеры героев -- Арсению Несмелову это удалось.
Ижевский характер формировался задолго до начала гражданской войны: народ тут греховодник, шибко бойкий, жизнь человеческую ни в грош не ставит -- так говорили крестьяне близких к заводу деревень. Пока воткинцы на Масленицу брали штурмом снежные города, ижевцы, стар и млад, подтягивались в праздники на лед Ижевского пруда -- кто поучаствовать в лихих и жестоких кулачных боях, а кто поглазеть на занятное зрелище. В праздники, бывало, городовые прятались от подгулявших мастеровых. Словом, шебутной народ, эти ижевцы, не то что мечтательные и меланхолично-возвышенные воткинцы!
И все-таки для меня всегда существовала еще одна, трудно уловимая, особинка ижевского характера. Вроде бы все ясно: искусные мастера-оружейники, таким блоху подковать -- тьфу, раз плюнуть и мараться не станут! Опять же с железом дело имеют, с заводскими машинами, оружие для армии без устали куют -- почему бы в праздник и не разгуляться, душу не потешить! Боевой этот кураж отличал ижевцев и в гражданской войне. И все же недоставало чего-то, не полон был облик ижевского сельского (до 1918 года) обывателя.
Оказывается, не хватало звукового оформления самого главного слова -- ижевец, ижевцы (с ударением на первом слоге). Гражданская война не только прервала связь поколений жителей Ижевска, но и поставила крест на ижевском прошлом. Ударение на первом слоге у большевиков стало стойко ассоциироваться с Ижевским восстанием, ненавистной Ижевской дивизией Колчака, с воспетыми в песнях, стихах и легендах ижевцами-каппелевцами…
И плевать на правила и нормы русского языка, тем более что старое правописание отменено декретом Совнаркома, а новые жители Ижевска, в рабочих руках которых так нуждались местные заводы, не особенно вникали в историзм названия. Немногие же оставшиеся коренные обитатели после поражения восстания предпочитали помалкивать. Так появился Ижевск (с ударением на втором слоге) и, соответственно, ижевчане. Когда в одной из своих статей я назвал жителей Сарапула сарапульчанами, один из знакомых обиженно мне заметил: «Это вы в Ижевске -- чане, а мы -- сарапульцы!»
Не вдаваясь в филологические изыски по поводу правильности ударения, сошлюсь на мнение культуролога Игоря Кобзева: «С правильной русской речью связано и старое книжное ударение на «и» в словах Ижевск и ижевцы, которое ясно читается в поэтических строках поручика Н. Арнольда («Боевая песня ижевцев», 1919 г.) и стихах харбинского поэта эмигрантского «серебряного века» А. И. Митропольского (Несмелова). Наверное, так же эти слова читались и в русской прозе, например, у Пушкина в «Истории Пугачевского бунта», у Дуровой в ее «Записках»…» О различном смысле слов, меняющемся при помощи ударений, Александр Галич позднее совсем по другому поводу заметит:
Ударение, ударение,
Будь для слова как
удобрение,
Будь рудою из слова
добытой,
Чтоб СвобОда не стала
СвОбодой.
Для подзабывших историю напомню о вторжении советских войск в Чехословакию в 1968 году и о Людвиге СвОбоде, президенте ЧССР в 1968--1975 гг.
Сильные духом
Об Ижевской дивизии на Восточном фронте только глухой не слышал, только ленивый не говорил или не писал. Изначально по своей сути ижевцы не относили себя ни к белым, ни к красным, как, впрочем, часто бывало в народных армиях -- не случайно их порой иронически называли «розовыми». Ну, что ж, если так, то сам генерал В. О. Каппель, символ борьбы с большевизмом, тоже розовый! Пока эти «розовые» бились с большевиками в Поволжье и Прикамье, Сибирь собирала силы.
Кстати, по свидетельству полковника В. О. Вырыпаева, именно Каппель возмутился присланной к ижевцам комиссией. «Эта комиссия увидела, что у восставших против большевиков ижевцев и воткинцев вместо офицеров были начальниками старшие рабочие, к которым рядовые бойцы обращались со словом «товарищ». И только поэтому многие члены приехавшей из Омска комиссии говорили: «Это не наши солдаты, из них толка не будет!»
Какой толк вышел из недавних мастеровых, восставших против большевиков, скоро узнала вся Россия. Под гармошку бесстрашно шли они в атаку на красноармейские части, а то -- без единого выстрела, зажав в ладонях ножи… Герои боев под Уфой, под Челябинском, на Тоболе, Ишиме, Иртыше, они так и не научились обращаться по уставу, с трудом привыкали к дисциплине.
Первый командир Ижевской бригады (впоследствии дивизии) генерал В. М. Молчанов вспоминал: «…Отношения между солдатами и офицерами дружеские, все одеты одинаково плохо. Разговаривая со стариками, я натолкнулся на картину -- в строю отец 64 лет и сын 18 лет; отец говорит, что при наступлении он еще хорош, а вот при отходе ему тяжело, не может успевать за молодыми; сын говорит о боязни за отца, но оба хотят бороться против большевиков. В ротах солдаты, говоря о ротном, называют его по имени-отчеству; так и этот старик говорит: «Да нам хорошо воевать, Петрович (ротный) у нас храбрый и справедливый, одно слово -- отец». А отцу-то едва исполнилось совершеннолетие».
Далеко не сразу на смену полупартизанской вольности пришли воинское сознание и дисциплина: поначалу власть командира признавалась лишь в бою, а в мирной обстановке он превращался в Ивана Ивановича, а то и в Ваньку. Уйти с поста погреться да чайку попить -- запросто, коль противника поблизости не видно.
Командир ижевцев, будущий генерал, а тогда еще только новоиспеченный полковник, В. М. Молчанов начал с воинских учений и внедрения дисциплины. Принципам маневренной войны, столь отличимой от привычной защиты лишь своего города-завода, ижевцы обучались охотно и старательно, а вот с дисциплиной было хуже, приходилось действовать исподволь. Полковник А. Г. Ефимов писал: «Особую систему пришлось применить к привычке обсуждать приказы. Этого новый командир не выносил. Он обрушивался на непокорного таким потоком крепких слов, что тот быстро бросался выполнять приказ. Однако часто с ворчанием: «Ну и командир попался! Ты ему слово, а он десять!»
Как и любая добровольческая часть, Ижевская дивизия имела свои плюсы и минусы. Но на боевые качества ижевцев поначалу мало обращали внимания, а проблемы самоснабжения раздетым и голодным бойцам в первую после восстания зиму приходилось решать самим: кто-то покупал или выменивал теплые вещи, кто-то честно мерз, другие промышляли тем, что плохо лежит. Да и к лишнему стакану самогонки или спирта от такой собачьей жизни иные норовили приложиться. Что греха таить, была и худая слава, о чем, не скрывая, писал тот же А. Г. Ефимов.
Воинский дух ижевцев закалился в боях за Уфу, они стали сплоченной частью, где уже не было места солдатской распущенности -- и в дни побед, и в дни поражений. Новые бойцы из пополнения Ижевской дивизии -- кто с удовольствием, кто вынужденно, но равнялись на ветеранов. Так, уже на Тоболе летом 1919 года в дивизии произвели несколько дознаний о грабежах. «Во 2-м полку сами ижевцы избили двух молодцов -- одного за кражу холста, другого за воровство огурцов. Встретив такое отношение из рядов ижевцев, грабители присмирели» (А. Г. Ефимов).
«До конца, до смертного креста…»
Ижевцы поражали своими подвигами и бесстрашием в боях соратников по борьбе с большевиками, пугали красноармейские части своей отчаянностью и презрением к смерти. Им, покинувшим родные дома после поражения Ижевско-Воткинского восстания, потерявшим своих близких, не нужно было большевистское прощение -- не один красный агитатор, сдуру не разобрав, с кем имеет дело, поплатился жизнью за свои медовые речи.
Вот лишь одно из свидетельств. Во время отступления по Сибири, когда так падко на милость победителя нестойкое сердце мобилизованного солдата, ижевцы захватили и привели большевистского агитатора к командиру дивизии генералу В. М. Молчанову. «Этот молодчик вел агитацию за прекращение дальнейшего похода и за сдачу красным. Один из многочисленных агитаторов, проникших в ряды отступавших под видом беженцев. Они имели успех среди солдат, отбившихся от своих частей, угнетенных тяжелыми условиями похода и потерявших веру в благополучный исход. Для таких агитация советских агентов давала какую-то надежду на спасение. Агитатор оказался тупым и малоречистым. Он прямо не отрицал свою вину, а упорно повторял: «Я не против вас, я за народ, я за справедливость… На свою беду он нарвался на тех, кто хорошо узнал «справедливость» и «заботу о народе» пославших его. После допроса не осталось сомнения, что он -- большевистский агент. Приговор был короткий -- расстрелять».
Но ведь тогда еще была надежда на то, что удастся задержать красных у Красноярска, еще оставались у белых Иркутск, Чита, Хабаровск, Владивосток… Но вот подполковник Ф. Ф. Мейбом описывает подобный же случай уже в Маньчжурии, через которую русская армия проходила в Приморье. Тысячи разуверившихся солдат и казаков, наслушавшись агитаторов, решают вернуться на родину, еще не зная, что не многих пощадит новая власть. «Но один из них начал агитировать ижевцев и воткинцев и также начал уверять, что советская красная власть простила всех. В это время раздался громкий голос:
-- Ты! Оратель, что там врешь? Советская власть простила нас! Нам наплевать, что твои убийцы говорят, но знай, что мы им не простили за наших жен и матерей. Ишь какая сволочь, что говорит… Бей его, ребята! -- И в один миг он был растерзан на куски. Китайская полиция опешила, не знала, что случилось».
Подобных случаев мемуаристами зафиксировано немало. Твердость духа ижевцев и воткинцев поистине легендарна. Они не простили советской власти, но и большевики их люто ненавидели. Помню, как меня поразил список расстрелянных за участие в восстании в Новониколаевском уезде, напечатанный в газете «Дело революции» за 17 июля 1920 года. Среди «кулаков», «бывших офицеров», «крупных собственников», «милиционеров», «священников» внимание сразу приковали две фамилии из числа расстрелянных в городе Колывани: Вихарев П. А., Ковалев И. П. (ижевцы). Их товарищи продолжают борьбу уже в Забайкалье, но и эти двое, оставшись на оккупированной большевиками территории, не сложили оружия.
Эхо этого трагического события донеслось и до родного Ижевска. В метрической книге Александро-Невского собора 12 августа 1920 года сделана запись о заочном отпевании «упокоившихся граждан города Ижевска Иоанна Павлова и Александра Павлова Ковалевых». В графе «причина смерти» указано -- «в Сибири». Между прочим, братья были совсем не старцы: Ивану Павловичу Ковалеву, расстрелянному в сибирском городе Колывани, исполнилось 32 года, а младшему Александру -- всего 19 лет.
В непримиримости к большевикам от ижевцев не отставали и воткинцы. В архиве Томской области хранится донесение о ликвидации в мае 1920 года подпольной организации в деревне Яшкино -- помимо местных жителей, состояли в ней и бывшие бойцы Прикамского и Воткинского батальонов, а также беженцы-крестьяне из Пермской губернии. «…Отряд, посланный для арестов, был встречен в одном месте белогвардейцами вооруженным сопротивлением. Проведенным обыском было обнаружено 70 винтовок, несколько ящиков патронов, револьверов и снаряжения и около 10 гранат. Арестовано 100 человек…»
У каждого города свой норов, свой характер, Ижевск и Воткинск -- не исключение. Конечно, отразилось это и в именных колчаковских дивизиях: Ижевской и 15-й Воткинской. Сегодня уже очевидно для всех, что они -- победители, поскольку проиграли в той гражданской войне, в которой честь и благородство выиграть попросту не могли.
Использованы материалы ЦГА УР
|