В ледяном походе

Как ты судьбу не крои,
В черной тайге ни просвета.
Каппель, солдаты твои
Северным ветром отпеты.
Кана студеной водой
Окроплены и обмыты…
Что ни боец -- то герой,
Да имена позабыты.
С волжских святых берегов,
С Камы, Ижа и Тобола
Было несчетно полков --
Все их война измолола…
                                   С. Ж.

Ядро каппелевцев

Стоит в Сибири и сегодня свернуть чуть в сторону от Транссиба или Сибирского (там его называют Московским) тракта и жизнь замирает. Испытания, выпавшие колчаковской армии при отступлении к Красноярску, а затем и дальше -- в Забайкалье, были поистине страшными. Скорбный этот путь, на котором выжил лишь каждый десятый, не зря назвали Великим Сибирским ледяным походом.

Дело даже не в аналогии с корниловским 1-м Кубанским походом. Уже после боев на Тоболе стало ясно, что борьба подходит к концу и кто в ней победит. Лед отчаянья был в душе каждого офицера и солдата. Холод, голод, сыпной тиф, безлюдная тайга, замерзающие под ногами реки, отсутствие дорог, наседающие красные части, партизаны со всех сторон, смерть Каппеля, расстрел Колчака -- как тут не сломаться? Армия с боями уходила все глубже в Сибирь, чтобы попросту выжить, не быть уничтоженной. И все-таки большинство не сломалось, а продолжило борьбу уже в Забайкалье.

Слово «большинство» в данном случае звучит чуть ли не кощунственно. За четыре месяца армия преодолела четыре тысячи верст пути, причем не только по Транссибу или Сибирскому тракту, но и по таежному бездорожью, по реке Кан, где и зимой есть незамерзающие пороги. «В результате, -- пишет историк А. А. Петров, -- из 350000 человек, бывших в августе в составе армии Верховного правителя, в Забайкалье удалось выйти не более 30000 человек (из них половина больных тифом)».

Переоценить роль ижевцев и воткинцев в Великом Сибирском ледяном походе попросту невозможно. О них пишут или хотя бы упоминают практически все мемуаристы, взявшиеся рассказать о тех трагических и скорбных месяцах. Единодушное их мнение: ядром каппелевцев во время Великого Сибирского ледяного похода от Тобола и Иртыша до Забайкалья стали ижевцы и воткинцы. Может быть, более трогательно уже командующий 3-й армией Каппель относился лишь к родным для него волжанам. Но ижевцы и воткинцы во время этого воистину леденящего душу и тело зимнего перехода были вместе со своим генералом в самых опасных и ответственных местах.

Сподвижник полководца полковник Василий Осипович Вырыпаев вспоминал: «…Удар Каппеля по Казани дал возможность рабочим Ижевского и Воткинского заводов восстать, выделив более 40 тысяч бойцов высокой квалификации. Впоследствии они оказались такими стойкими, что прошли через всю Сибирь с оружием в руках как основное ядро каппелевцев, достигшее Тихого океана».

Мужество ижевцев и воткинцев и сегодня вызывает огромное уважение. Попирая смерть, сражались они то в арьергарде, давая возможность отступить остальной армии, то в авангарде, прокладывая путь другим и отражая атаки красных войск и партизан. Полковник Федор Мейбом впоследствии вспоминал:

«В арьергарде встала знаменитая Ижевская дивизия во главе с ее легендарным по храбрости генералом Молчановым. Попытка красных отрубить хвост нашей армии была отбита генералом Молчановым настолько сильным ударом, что этот инцидент надолго отбил им охоту преследовать нас…

Пройденный нами по тайге путь для нас был ужасным, но для ижевцев он был еще ужаснее. Под командой своего отважного, храброго генерала Молчанова они ни разу не допустили нападения красных на нас сзади. Генерал Молчанов много раз вынужден был переходить в контратаку, дабы оградить нас, дать возможность армии продолжать начатый путь».

Ему вторит полковник А. И. Камбалин, командир 3-го Барнаульского полка, в котором, кстати, воевала и часть ижевцев: «Положение становилось трагическим и могло бы кончиться более печально, если бы в арьергарде не было столь стойкой и доблестной Ижевской дивизии генерала Молчанова».

Среди льда и снегов

Самым страшным препятствием оказались не красные войска, а тайга и сибирские реки, замерзавшие уже чуть ли не под ногами отступающего войска. Пороги в устье Кана оказались непроходимы, их пришлось обходить по невероятно крутому берегу, по снежной целине. Когда с огромным трудом смогли спуститься к реке, обнаружилась поверх льда вода. А ночью ударил мороз. Для большинства такой переход мог закончиться плачевно -- санями пользоваться стало почти невозможно, стоило лишь человеку провалиться в полынью или ступить в наледь, даже порой не дни -- часы его были сочтены. Да и ночлега, а соответственно, и возможности добыть провизии почти на всем пути по Кану не предвиделось.

Ситуацию усугубляло огромное количество беженцев, ушедших вместе с армией, -- многие ижевцы так и вообще всю войну прошли со своими женами и детьми в обозах. Поэт Леонид Ещин, бывший капитан и адъютант генерала Молчанова, в декабре 1919 года, то есть именно в ледяном походе, написал стихотворение потрясающего трагизма «Ижевцы отходят»:

Во время перехода по реке Кан и через Щегловскую тайгу безвестно сгинули тысячи и тысячи каппелевцев: голод, холод, обморожения, тиф -- все это испытал со своими солдатами и генерал Каппель.

Генерал В. О. Каппель

«Здесь были все слои общества, все ранги и чины, все профессии рабочих -- представители всех классов «племен, наречий, состояний».

С Волги-матушки крестьяне,
с Оренбурга казаки,
тут же вятские мещане,
из Самары мужики.
Тут рабочие Ижевска
и министров целый ряд.
Шуба, ряса и поддевка
Часто рядышком сидят…

Эта пестрая толпа усталых, голодных, замерзших и больных людей, гонимых собственным народом, называлась армией Колчака, белыми, а позднее просто -- каппелевцами…» -- вспоминал один из участников похода С. А. Бадров.

Союзники

Уже каждому было ясно, что союзники по Антанте предали русскую армию. Да и недавние соратники по борьбе -- чехи, захватив на Транссибе почти все паровозы, со всех ног улепетывали с награбленным добром к Владивостоку. Унижение Белой армии было безмерным: наглые, сытые «братья-славяне» с комфортом катили в вагонах, а раздетые, голодные колчаковцы совершали беспримерные переходы по Щегловской тайге, по руслам рек, по ненадежным и узким переселенческим дорогам, где войско оказывалось порой запертым как в мешке.

Потрясающие сцены встреч с солдатами чехословацкого корпуса оставили белые мемуаристы. А сколько в них гнева, обиды, в крайнем случае иронии над теми, кто наживался на человеческом горе! Не те были чехи, что в восемнадцатом году, когда вместе с каппелевцами-волжанами брали Казань, ох не те -- самые честные и благородные, как водится, первыми и погибли в боях, а выжившие думали только о своем спасении.

Поручик Чердынского полка 16-й Сибирской (Пермской) дивизии В. Варженский описал показательный случай: «Проходя мимо стоявшего на пути чешского эшелона, я поравнялся с одним упитанным чехом, который сидел на ступеньке вагона и издевательски смотрел на нас, проходящих. В руках у него был большой кусок белого и, как мне казалось, очень вкусного хлеба. Заметив мой голодный взгляд, он нагло предложил обменять хлеб на мой наган. Я отказался. Тогда он швырнул хлеб далеко в снежные кусты и, произнося ругательства, скрылся в вагоне».

И лишь ижевцы смогли найти понятный язык для этих «европейцев» -- язык силы. Бывший начальник штаба Ижевской дивизии и будущий командир Ижевско-Воткинской бригады в своих воспоминаниях рассказал о инциденте, произошедшем между чехами и командиром 1-го Ижевского стрелкового полка Д. М. Михайловым:

«Полк подошел к железнодорожному разъезду, от которого собирался двинуться чешский эшелон. Заметив, что полк начал переходить через полотно железной дороги, привыкшие к беззастенчивому хозяйничанью в тылу чехи отправили командиру полка требование приостановить движение, пока их эшелон не пройдет дальше на восток. Требование было предъявлено как подлежащее немедленному исполнению. Командир полка тут же отдал приказ командиру пулеметной команды поставить по два пулемета с каждой стороны дороги и открыть огонь по вагонам, если эшелон двинется, а чешскому посланцу заявил:

-- Отправляйтесь к своему командиру и доложите мой ответ.

Чех поспешил удалиться. Эшелон не двинулся, пока весь полк не перешел через железнодорожное полотно».

Короткий отдых

Мало кто дошел до Забайкалья. Генерал В. О. Каппель не был в их числе -- во время перехода по реке Кан он вместе с конем провалился под лед, но как все продолжил путь. Больной, в полубреду, он вел свои войска к спасительному грозному Байкалу, где на другом берегу была власть атамана Семенова, где можно собраться с силами и продолжить борьбу. Заслуживает особого внимание свидетельство полковника В. О. Вырыпаева, которому уже тяжело больной генерал Каппель после одного из походных совещаний сказал: «А я больше всех доверил бы генералу Молчанову: в его глазах еще светится искра Божия!»

приблизительно на этом месте на реке Кан генерал Каппель провалился в полынью

До Байкала Каппель не дошел, он скончался возле разъезда Утай, что неподалеку от станции Тулун, -- на современном скором поезде меньше семи часов до Иркутска. Каппелевцы не бросили тело своего генерала, в простом деревянном гробу он продолжил путь вместе со своими солдатами.

Одним из самых сложных и опасных стал переход через Байкал. Не случайно местные жители никогда не называли его озером -- только уважительно «море». «Священный Байкал» замерзал позднее, чем сибирские реки, даже жители прибрежных сел не были уверены, что армия пройдет по его льду из Голоустного в Мысовск.

Еще будучи поручиком, генерал Молчанов по службе подробно исследовал и изучил Байкал, теперь его знания пригодились всей армии. Перековали лошадей, приготовили доски для преодоления трещин, запаслись инструментами для преодоления ледяных барьеров. Ижевцы и воткинцы и здесь оказались первыми. На том берегу их встретили семеновцы и, слава Богу, японцы, недавние еще противники -- многие из белых успели повоевать в русско-японскую. Сейчас это были союзники, а не враги вроде сражавшихся с каппелевцами латышей, мадьяр, китайцев… Вот как описывае эту встречу генерал К. В. Сахаров:

«Вот отделяются несколько стрелков-ижевцев и бегут к японцам… Рукопожатия. Самураи бормочут что-то на своем непонятном языке и улыбаются узкими раскосыми глазами. Наши хлопают радостно их по плечу:
-- Здорово, брат-япоша, ты теперь будешь все равно как ижевец.
-- Спасибо, японец, один ты у нас верный союзник остался.
-- Будешь помогать нам большевика бить?..
-- Ура!.. Банзай!»

Чита готовилась к встрече: топила бани, жарила, варила, парила -- равнодушных не было. В этом городе и похоронили генерала Каппеля. Для каппелевцев же передышка была недолгой -- сдаваться они не собирались.

В это время 3-й армией командовал, правда, совсем недолго, уже генерал К. В. Сахаров: «Особенно памятно из дней моих перед отъездом за границу и дорого для меня воспоминание о параде в Ижевской дивизии. Ижевцы и егеря выстроены стальным каре на площади большого сибирского села. Весенний ветер рвет полотнища знамен и хоругвей, когда под живой трезвон выходит из церкви крестный ход… Служится напутственный молебен. Затем священник произносит короткую проповедь о нашей борьбе за Родину и веру… Старые ижевцы выносят икону Нерукотворного Спаса, которой священник благословляет меня. Парад. Стройными рядами проходят ряды ижевцев и егерей. Серьезные обветренные лица, молодцеватая выправка, прямой открытый взгляд русских витязей. После ледяного похода все отдохнули, приоделись, подправились».

Впереди у них новые бои -- Хабаровск, Спасск, Волочаевская… И, наверное, неспроста Хабаровский поход зимы 1921-22 гг. кое-кто будет называть также Ледяным.