«Хабар -- по-старому удача…»

Прав оказался дальневосточный поэт Петр Комаров, написавший давным-давно стихотворение об удаче и Хабаровске. Более чем пятидневная дорожная мука в плацкартном вагоне окупилась сторицей, ибо в госархиве Хабаровского края хранится огромный пласт документов, периодики и книг, связанных с русской дальневосточной эмиграцией. В том же 1945 году, когда Красная армия во время войны с Японией вступила на территорию Маньчжурии, все это богатство было вывезено из Харбина в СССР.

Но лишь в начале 1990 годов документы и печатные издания русской эмиграции передали с секретного хранения на общее. Некоторые из них поистине бесценны, ибо открывают исследователям совершенно неизвестные страницы прошлого нашей родины.

Отчет за 15 лет работы и анкета воткинца Якова Чуракова

Отраженное время

Большинство уцелевших ижевцев и воткинцев, а также беженцев из Прикамья поначалу оказались в Харбине. Не случайно в 1920 годы в этом городе при Комитете помощи русским беженцам действовали среди прочих Ижевское и Воткинское землячества.

К следующему десятилетию многие ижевцы перебрались в Шанхай, а то и за океан -- в Калифорнию, так что Ижевское землячество прекратило свое существование. Оставшиеся в Харбине немногочисленные его члены вошли в землячество Воткинское, статья 3-я устава которого гласила: «Членами Землячества могут быть… лица обоего пола, достигшие 21 года, бывшие российские граждане уроженцы Воткинска и Прикамского края, не признающие советской власти…» Организация не ставила перед собой никаких политических целей, основной упор в работе делался на оказание экономической помощи своим членам и культурно-просветительскую деятельность.

Вот только боевое прошлое даже спустя длительное время все жгло души бывших солдат, не зря же в 1934 году в сообщении председателю Харбинского комитета помощи русским беженцам о проведенной Воткинским землячеством работе упоминается среди самых разных вопросов «доклад председателя правления землячества на тему: «Защита Воткинским отрядом деревни Хара-Вырка (что в 25 верстах от станций Вырка и Оловянная) в октябре месяце 1920 года».

Многие землячества поддерживали между собой тесную связь, участвовали в общих мероприятиях, поздравляли друг друга с праздниками или датами, особенно важными для уроженцев той или иной местности. Так, воткинцы и ижевцы регулярно отмечали день восстания. Поддерживало Воткинское землячество и связь с Воткинско-Ижевским объединением, возглавляемым полковником Г. И. Мудрыниным, а также Ижевско-Воткинским союзом Шанхая, цели которых порой не ограничивались экономической взаимопомощью и культурно-просветительской деятельностью.

Люди на чужбине

Изломанные гражданской войной судьбы отражены в пожелтевших от времени документах -- анкетах, личных делах, заявлениях, прошениях… Что только не указывали эмигранты в качестве причины выезда из СССР! «Отступал с армией», «непризнание СССР», «бежал от террора красных», «по принуждению большевиков» и даже «спасал свою шкуру». Кстати, указывая подданство, почти все члены Воткинского землячества в 1933 году писали, что они эмигранты, лишь у двух человек оказались китайские паспорта.

А вот заявления о приеме в члены землячества. «От русского эмигранта Михаила Григорьевича Горбунова, проживающего берег Сунгари против Артиллерийской ул. № 3 заявление. Прошу принять меня в члены землячества как служившего в Воткинской батарее». От Василия Никифоровича Проворова -- «как служившего в 1-м Ижевском полку», от Киселева Филимона Спиридоновича -- также «как служившего в Ижевском полку»…

Семь десятков фамилий в списке членов Воткинского землячества за 1933 год -- с адресами, родом занятий. Жизнь эмигрантская не сахар, мало кто при своем собственном деле или на хлебной должности числится. Чернорабочими значатся аж 26 человек. Климентий Иванович Попов и Павел Иванович Брызгалов зарабатывают на жизнь сапожным делом. В хлебопеках числятся Михаил Артемьевич Белоногов, Николай Федорович Сельков, Иван Васильевич Уткин и Иосиф Михайлович Юдин -- кое-кто из них даже небольшой пекарней владеет.

В это время техника становится привычной приметой жизни, Игнатий Васильевич Кашеваров пока еще не стесняется писать, что он -- извозчик. Ломовщина, то есть грузовые гужевые перевозки, стала основным занятием для Захара Евдокимовича Закурдаева и Семена Васильевича Неганова. Зато Иван Онуфриевич Кривилев, Павел Георгиевич Худяков и Федор Алексеевич Лапкин гордо указывают в анкетах свою профессию -- «шоффер», а Николай Ефимович Старцев даже является «автобусовладельцем».

Собственная аптека у Константина Сергеевича Гаврилова. Конторщиками числятся все люди образованные: Борис Александрович Коврижников, Николай Васильевич Булыгин, Иван Петрович Журавлев. Первые двое даже возглавляли землячество в разные годы. Коммерцией занимаются Борис Алексеевич Кокорин, Николай Егорович Пермяков, Василий Тимофеевич Безумов, Александр Иванович Гукаев.

А вот члены Воткинского землячества из особ духовных -- два священника: протоиерей Георгий Петрович Чернавин и старообрядческий протоиерей Иоанн Гаврилович Кудрин. Оба они совершили Сибирский ледяной поход.

Уже в Забайкалье отец Георгий становится военным священником Воткинского полка. С воткинцами отец Георгий участвовал и в Хабаровском походе зимы 1921-22 гг., в котором был ранен. Между прочим, батюшка являлся одним из немногих священников, удостоенных за Сибирский поход ордена Святой Анны 2-й степени с бантом и мечами, а также знака ордена «За Великий Сибирский Ледяной поход».

Не менее примечательной личностью был и отец Иоанн Кудрин -- в августе 1919 года он становится у Колчака главным старообрядческим священником армии и флота. Оба священнослужителя оставили заметный след в жизни ижевско-воткинской эмиграции, активно участвуя в общественной и благотворительной деятельности.

Надо заметить, благотворительности вообще в Харбине уделялось самое большое внимание. Да и куда податься за помощью эмигранту на чужбине, как не к землякам! Жизненные перипетии и драмы людей отражены в чудом сохранившихся документах Воткинского землячества при Харбинском комитете помощи русским беженцам. Скупые строчки личных дел созданного уже при японцах Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжу-Ди-Го (как стала именоваться в 1930 годы территория Маньчжурии) запечатлели жизненные вехи многих тысяч бывших российских граждан, оказавшихся вне родины.

Личное дело

В подавляющем большинстве в графе «Политические убеждения» ижевцы и воткинцы писали: «монархист». Если прежде и были среди них те, кто симпатизировал эсерам или меньшевикам, то гражданская война окончательно вылечила «любовь к розовому цвету».

Вот лишь одна из судеб. Руководитель Воткинского землячества в 1933-34 гг. -- Борис Александрович Коврижников. Родился он 17 июня 1895 года в городе Ленчица Калишской губернии, теперь это территория получившей независимость Польши. Русский, православный. В 1912 году окончил Сарапульское Алексеевское реальное училище. В германскую войну прошел ускоренное обучение в Чугуевском военном училище, участвовал в боевых действиях сначала в качестве младшего офицера роты, а затем ее командиром. К 1917 году Борис Коврижников командует уже батальоном.

С германской войны прибыл в ставший родным Сарапул. Трижды арестовывался чекистами. Как пишет сам Коврижников, с 8 августа 1918 года «принял активное участие в свержении Советской власти в Ижевском заводе». В армии Колчака воевал «в Воткинских частях», дослужился до должности командира полка и звания подполковника.

За две войны офицер не раз был ранен, в германскую отравлен газами. Среди его наград ордена Св. Станислава 3-й ст. с мечами и бантом, Св. Анны 4-й и 3-й ст., Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом, а также знак отличия военного ордена «За Великий Сибирский поход» 1-й ст.

Скорбные дороги гражданской войны вместе с Коврижниковым прошла и его жена Нина Ивановна, не случайно в графе «награды» у нее указано: «Орден 2 степени на Владимирской ленте за Великий Сибирский поход». Ей и было-то во время восстания неполных восемнадцать лет, и, наверное, не о военных походах и биваках мечтала выпускница Воткинской гимназии.

В Маньчжурию семья прибыла из Гирина, «по интернировании армии из Приморья в Китай». К середине 1930 годов Коврижников работает конторщиком в тюрьме, его профессия -- бухгалтерия, оклад 32 доллара Гоби, к 1937 году жалованье вырастет до 50 Гоби в месяц. Жить можно и даже нужно, ведь уже в эмиграции у Коврижниковых рождаются два сына и дочь. Обитают они на 1-й Механической улице в доме № 198.

Ломовые лошади войны

И все-таки даже эмигрантам с образованием не так-то просто устроиться в новой жизни, что уж говорить о выходцах из самой гущи народной -- этих-то бедолаг было более всего. Да и на фронте они чаще всего рядовые солдаты, зачастую оставались без наград, этакие ломовые лошади войны.

Семен Васильевич Неганов -- уроженец Камской волости Сарапульского уезда. Окончил лишь церковно-приходскую школу, зато мастер на все руки -- и кузнец, и плотник. В 24 года ушел на войну с германцем, воевал в пехоте. В гражданскую служил «в разветке при Воткинском полку произведен засибирский поход в подпрапорщики». В германскую войну Неганова трижды ранило, получил он ранение и во время Хабаровского похода зимы 1921-22 гг., тем не менее, пишет в анкете, что «еще годен».

Этот человек с лицом крестьянина и воевал, как будто полевую работу выполнял -- ни Станислава, ни Анны, ни прочей развесистой клюквы на груди. Еще бы, столько лет рядовым, но ведь до самого Владивостока дошел «скапелевской Арм. Вот. Полку».

Он и в Харбине лишь служит в частном доме, а жена его, уроженка Казани Надежда Владимировна, пристроилась кухаркой.

Лишь начальное училище окончил Федор Иванович Бердышев. На германскую войну по возрасту не попал, но и его закружило Воткинское восстание, оторвало от родных мест -- аж до Харбина донесло.

Четыре года с небольшими перерывами воевал Федор Бердышев в Воткинском полку, а затем в Воткинском егерском батальоне. Сохранилась автобиография Бердышева, где самым скучным образом перечисляет он свои военные маршруты: Екатеринбург, Тюмень, Чита, Раздольное, Владивосток… «С Владивостока пошли на Хабаровск и дальше до станции Ин. Под Ином я был ранен в правую ногу и… отправлен в Хабаровский госпиталь, а потом… в Никольск-Уссурийск. Сдес пролежал долго. Как поправился, послали обратно в полк в Раздольное. С Раздольного еще ходили на Спасск. В Спасске мы простояли недолго, пришлось покидать Дальний Восток и опять на границе сложить оружие и остановились на окраине Хунчуна. Отсюда нас отправили в Гирин в лагерь Дундагин. Оттуда я приехал в Харбин».

Видимо, душа Федора Бердышева рвалась на родину, по-крайней мере он один из очень немногих, кто подавал заявление о желании вступить в советское подданство, но ему было отказано. Через шесть лет он испуганно напишет: «В Ген. Косульство СССР в гор. Харбине заявление. В 1927 году возбудил ходатайство о подд. СССР. Имел квитанцию, которая утеряна. Настоящим заявляю, что подд. СССР себя не считал и не считаю, о чем и прошу поставить в известность соответствующие инстанции». Причем подпись «отказчика» удостоверяли аж два воткинца.

Тема советского гражданства является своеобразным критерием качества политической благонадежности эмигранта. Не случайно многие русские организации за рубежом задают своим членам в анкетах этот вопрос: не имеет ли и даже не возбуждал ли ходатайства? В связи с Бердышевым этот вопрос еще не скоро закроется.

Все годы эмиграции он с семьей перебивался на заработок то чернорабочего в самых разных местах, то сторожа в женской гимназии. Начиная с 1939 года Федор Бердышев каждое лето нанимался распахивать землю на тракторе в знаменитую фирму «Кунст и Альбер», а по зимам отправлялся на лесозаготовки. Он уже женат, подрастает сын Анатолий -- семью кормить надо. Знак ордена «За Великий Сибирский Ледяной поход» в эмигрантской жизни помогал мало, так что в конце концов пришлось всей семье переселиться в Тогенский район, который активно начали осваивать русские переселенцы.

По материалам Госархива Хабаровского края